Семинары Ричарда Коннера

Критерии оценки психотерапевта

1. Рассказывает ли терапевт о себе, объясняет ли он семье особенности терапевтической ситуации, сообщает ли он, какие вопросы он будет задавать?

2. Может ли терапевт хорошо организовать семью в своем кабинете, чтобы можно было проводить терапию, – например, если ребенок упрямится или члены семьи взаимодействуют хаотично?

3. Избегает ли терапевт морализирования и снисходительного тона, чтобы семье было легче откровенно рассказать о своих проблемах?

4. Обладает ли терапевт достаточной гибкостью, чтобы перейти к другому подходу, если предыдущий не удался?

5. Демонстрирует ли терапевт широкий диапазон поведения – от поддержки до конфронтации?

6. Избегает ли терапевт преследования своих личных интересов, не связанных с проблемами семьи?

7. Способен ли терапевт оставаться в позиции специалиста, в то же время, выражая свое незнание, когда это уместно?

8. Избегает ли терапевт предлагать решения, прежде чем он прояснит проблему?

9. Понимает ли терапевт, когда следует побудить семью к проявлению разногласий, а когда – успокоить?

10. Избегает ли терапевт постоянных коалиций с одним членом семьи против другого или с одной фракцией против другой (например, с ребенком против родителей)?

11. Избегает ли терапевт чрезмерного личного участия, в то же время, не допуская чрезмерного «профессионализма» и отстраненности?

12. Стремится ли терапевт к тому, чтобы вовлечь всех членов семьи в терапевтический сеанс?

13. Проявляет ли терапевт способность выносить неприятные темы или сильные эмоции клиентов?

14. Собирает ли терапевт информацию о других значимых людях, не присутствующих на сеансе?

15. Интересуется ли терапевт другими социальными учреждениями, с которыми может быть связана семья?

16. Побуждает ли терапевт членов семьи к изменению? Создает ли он у них ощущение надежды и готовность приложить усилия?

17. Пользуется ли терапевт в основном положительными подходами, демонстрируя семье свой авторитет?

18. Ориентирован ли терапевт на будущее, а не на прошлое?

19. Уделяет ли психотерапевт внимание сбору информации о целях клиентов, их способностях, внутренних ресурсах, и помогает ли он клиентам найти и применить их?

20. Придает ли терапевт мало значения психологическим диагнозам и тестам?

21. Избегает ли психотерапевт давать клиентам советы и учить их «инсайту» – проникновению в сущность проблемы?

22. Принимает ли терапевт активное участие в терапевтическом сеансе, не ограничиваясь простым слушанием?

 

Стадии терапии

Когда терапевт правильно провел первый сеанс и, следовательно, выяснил последовательность в семейной проблеме, тогда он ищет наиболее подходящую стратегию для внесения изменений. Лучше всего предположить, что изменение должно происходить поэтапно и что невозможно перепрыгнуть от проблемной стадии к стадии излечения в один прыжок – должны быть промежуточные стадии. Обычно терапевт должен перейти от одной проблемной стадии к другой проблемной стадии, прежде чем перейти к нормальной системе. Ниже будет предложено пример, чтобы проиллюстрировать, какие стадии можно использовать.

Навязчивая бабушка

Одна семья обратилась с проблемой: 10-летний мальчик плохо себя вел и к тому же мочился в постель. Во время сеанса с этой семьей, бабушка сообщила, что мать неправильно обращается с ребенком и не ценит его. Мать сообщила, что как только она пытается дисциплинировать ребенка, бабушка вмешивается и защищает его. При помощи терапевта мать и бабушка договорились, что целью терапии является хорошее поведение мальчика, а также, чтобы он перестал мочиться в постель, таким образом, конечная цель терапии была ясна.

В подходе, описанном в этой книге, будут подчеркиваться только ключевые моменты в терапии. Работа над взаимоотношениями считается чем-то само собой разумеющимся. Например, предполагается, что терапевт исследует представление мальчика о проблеме и что он создает отношения взаимопонимания между мамой и бабушкой.

Поскольку бабушка и мама прямо выразили свои разногласия по поводу воспитания ребенка, их можно было убедить поэкспериментировать с новым подходом в течение короткого времени. Бабушку попросили взять на себя полную ответственность за мальчика на две недели. Она отвечала за все вопросы, связанные с дисциплиной и мокрой постелью, включая стирку простыней. Мать не должна была дисциплинировать мальчика, а просто приятно проводить с ним время. Если он плохо себя ведет, она должна сообщить об этом бабушке, а бабушка должна решить эту проблему. Все отрицательное общение между мальчиком и матерью должно было проходить через бабушку, у нее была центральная роль. Семья согласилась на двухнедельный эксперимент.

В сущности, на этой стадии была создана неправильно функционирующая структура. Для бабушки неуместно полностью отвечать за ребенка, а для матери – быть в стороне.

В течение этих двух недель состоялся следующий сеанс с этой семьей, на нем обсуждались бабушкины трудности и ее недовольство. Мать проинструктировали продолжать перекладывать всю ответственность на бабушку. Через две недели терапевт предписал семье сделать все наоборот. Мать должна была взять на себя ответственность за ребенка, а бабушка – просто приятно проводить с ним время. Все отрицательное общение между бабушкой и мальчиком должно было идти через мать.

На этой стадии также создается ненормальная ситуация, поскольку бабушка полностью отрезана от проблем мальчика, так что она даже не может посоветовать матери, что с ним делать. Поскольку вначале вся ответственность была возложена на бабушку, ей легче было оставаться в стороне, когда вся ответственность была переложена на мать.

К концу второго двухнедельного периода стало возможным обсудить на сеансе, какой тип отношений оказался лучше. В большинстве случаев бабушка предпочитает, чтобы мать взяла на себя воспитание ребенка, поскольку бабушка уже пожилая, она уже воспитала своих детей. Она также соглашается общаться с мальчиком через маму, а не объединяться с ним против мамы. Она соглашается отчасти потому, что боится полной ответственности за мальчика, которая последует за вмешательством. Симптом ребенка обычно исчезает, когда иерархия правильная. В некоторых случаях семья может решить, что бабушке стоит сохранить полную ответственность за ребенка. Если это делается с общего согласия, то система становится функциональной, хотя с тенденцией к нестабильности, ведь бабушка стареет.

В этом подходе терапевт не переходит прямо от нефункциональной структуры к функциональной; на первом шаге он создает другую нефункциональную систему. Однако эта система только частично отличается от первоначальной, поскольку бабушку попросили встать во главе, в то время как она уже это и делала. Однако ей передали <U>всю ответственность. Если бы терапевт попытался перейти сразу к более нормальной системе, передав всю ответственность маме, бабушка по привычке продолжала бы вмешиваться, тем самым демонстрируя, что мать не справляется с этой задачей.

 

Разные подходы к семейному треугольнику

Подход 1: начало терапии через человека на периферии.

Самый традиционный подход в семейной терапии – это вход в треугольник через «отстраненного» родителя. Терапевт может определить, стоит ли ему использовать этот подход по тому, какая ситуация в этой конкретной семье, и по тому, насколько функциональные отношения он установил с периферийным родителем (обычно это отец). В последовательности этого типа отец обычно пытался заниматься воспитанием ребенка и встретил отпор со стороны матери: она спасала ребенка от отца, возмущаясь, что он не понимает ребенка. Также, часто бывает так, что отец критиковал мать за ее гиперопеку над ребенком, тем самым вызывая у нее еще больше враждебности и убеждая ее, что он не понимает ни ее, ни ребенка. Таким образом, чтобы отец проявил активность и вмешался во взаимоотношения матери и ребенка, может потребоваться искусное убеждение.

Подход 2: начало через более вовлеченного родителя.

Другой способ вмешательства в проблемную ситуацию – это сосредоточить внимание на родителе и ребенке, более тесно связанных друг с другом, а периферийный родитель при этом дает советы и оказывает поддержку. Существуют разные способы вмешательства во взаимоотношения между родителем и ребенком (обычно это мать и ребенок), когда отношения между ними интенсивные. Мать будет больше всего сотрудничать с терапевтом в этой ситуации, если с его стороны не будет никаких интерпретаций по поводу ее опеки над ребенком. Обычно такие интерпретации просто вызывают у нее враждебность и мешают изменениям. Успешная практика работы с матерью в такой ситуации – это помочь ей найти более подходящее занятие, чем постоянная опека над ребенком. В тех ситуациях, когда отношения с мужем почти не приносят ей удовлетворения, это изменение может быть труднее, потому что то небольшое удовлетворение, которое она получает, она получает от ребенка. Иногда программа работы, образования или общественной деятельности за пределами дома может ее изменить, особенно если это изменение сочетается с организацией естественной деятельности ребенка, требующей общения со сверстниками, а не со взрослыми (это предпочтительнее, чем такая искусственная деятельность, как групповая терапия). Мать и ребенок будут заниматься разными вещами и станут свободнее друг от друга.

Подход 3: начало терапии через обоих родителей.

Терапевт может решить, что ни отца, ни мать не стоит ставить во главе для решения проблем трудного ребенка. Вместо этого, родители должны действовать вместе. Такой подход обычно подходит лучше всего, когда у ребенка серьезные проблемы. Когда молодой человек применяет насилие, проявляет психотическое поведение, злоупотребляет наркотиками или угрожает самоубийством, обычно родители одинаково вовлечены в ситуацию. Может показаться, что один родитель более тесно связан с ребенком, чем другой, но терапевт может обнаружить, что родитель как будто бы находящийся на периферии, очень тесно связан с ребенком. В такой экстремальной ситуации родителям лучше всего прийти к соглашению по поводу того, что делать с ребенком. Иногда для этого необходимо терпеливо побуждать их к обсуждению и выявлять их скрытые разногласия. Часто, когда ребенок доходит в своем поведении до крайности, родители говорят, что у них нет разногласий по поводу ребенка. Тем не менее, когда строится план действий, разногласия появляются и их можно разрешить.

 

Непрямые предписания

 

Метафорические предписания (с использованием аналогии)

Метафорические предписания нужны в том случае, когда для терапевта неуместно прямо объяснить, чего он хочет от семьи. Например, семья обратилась за помощью по поводу трудного ребенка. Через некоторое время его поведение улучшилось, и мать сказала, что хотела бы решить некоторые супружеские проблемы. Отец, которому, по-видимому, тоже не нравились определенные аспекты их брака, заявил, что не хочет над этим работать с психотерапевтом. Он пришел только ради мальчика. В этот момент психотерапевт мог сосредоточиться только на ребенке и оставить в стороне супружеские проблемы, или работать над ними непрямо, чтобы отцу не пришлось обсуждать их с женой в присутствии терапевта. Терапевт выбрал второй подход, и стал говорить о сыновьях так, чтобы метафорически это описывало супружеские отношения. В основном у мамы была тенденция вставать на сторону «хорошего» мальчика, а отец вставал на сторону «трудного» мальчика. В каком-то смысле дети являлись отражением родителей.

Например, «хороший» мальчик стеснялся поведения «трудного» мальчика на публике. Маму тоже смущало папино поведение на публике. Центральной темой было право «трудного» мальчика проводить какое-то время в одиночестве. Отец настаивал, что у ребенка должно быть такое право. «Точно также, когда мужчина приходит домой с работы, ему хочется провести какое-то время в одиночестве, попивая пиво и читая газету, прежде чем жена ему расскажет обо всех сегодняшних проблемах». На следующей неделе, супруги договорились, что отец может проводить какое-то время в одиночестве, когда он приходит домой, и это улучшило его отношения с женой. Они считали, что пришли к этой идее «спонтанно». Терапевт предположил, что это результат метафорического разговора. Серия таких же метафорических разговоров привела к подобным изменениям, и супружеские темы так никогда открыто не обсуждались.

 

Парадоксальные предписания

Существует другой тип предписаний. Они предназначены для того, чтобы клиенты им сопротивлялись и, сопротивляясь, менялись. Этот подход используется с семьями, стремящимися победить терапевта, доказать, что он не прав. Такие семьи обычно не соглашаются на прямые предписания. Такого рода предписания могут быть даны всей семье или некоторым ее членам. Например, мать чересчур опекает ребенка, так что он не может сам принимать решения и брать на себя ответственность за то, что он делает. Если терапевт попытается убедить ее делать меньше для ребенка, она в ответ начнет делать больше, да еще будет говорить, что терапевт не понимает, какой у нее беспомощный ребенок. Терапевт может использовать парадоксальный поход и предписать матери посвятить неделю опеке над ребенком. Ей нужно за ним наблюдать, защищать и делать все за него. Терапевт может привести разные доводы в пользу своего предписания, он мог бы, например, сказать, что ей нужно это сделать, чтобы понять, что она на самом деле чувствует в этой ситуации или чтобы она могла понаблюдать за собой и за ребенком. Чтобы этот подход хорошо подействовал, терапевту следует настаивать на еще более крайнем поведении по сравнению с первоначальным. Например, матери нужно не только опекать ребенка, но и уделять час в день, чтобы предупредить ребенка обо всех опасностях, с которыми он может столкнуться в жизни. Если этот подход применен удачно, то реакцией матери будет протест против предписаний терапевта, и она начнет опекать ребенка меньше. Подобный подход был применен в семье, обратившейся к терапевту по поводу проблем сына: он отказывался испражняться в унитаз, и поэтому пачкал одежду и постель. Терапевт выразил свою озабоченность тем, что может случиться, если ребенок научится ходить в туалет и станет нормальным. Он поставил под сомнение способность родителей вынести нормального ребенка и нормальную супружескую жизнь. На самом деле терапевт даже попросил родителей написать список нежелательных последствий этого изменения. Супруги не смогли придумать ни одного нежелательного последствия и отвергли все последствия, предложенные терапевтом. Но терапевт продолжал выражать сомнения. На следующем сеансе семья объявила, что они решили проблему. И тогда терапевт, как и следует поступать в этом случае, выразил свое удивление и сомнение по поводу того, что это изменение сохранится. И семье ничего не оставалось делать, как только измениться навсегда, чтобы доказать терапевту, что он был не прав. Этот подход требует определенных навыков, так как терапевт передает несколько сообщений одновременно. Он сообщает: «Я хочу, чтобы вам стало лучше» и «Я полон доброжелательности и заботы о вас». И в то же время он говорит семье такие вещи, которые находятся на грани оскорблений: он говорит, что, по его мнению, члены семьи на самом деле могут выдержать «нормальность», но одновременно он говорит, что они не могут.

 

Этапы парадоксального подхода

1. Терапевт устанавливает отношения и определяет их, как отношения, которые приведут к изменениям.

2. Он четко определяет проблему.

3. Четко устанавливает цели.

4. Предлагает свой план работы и может предложить разумные обоснования своему подходу и парадоксальным предписаниям.

5. Терапевт изящно дисквалифицирует других «экспертов» по этой проблеме (мать или другого члена семьи).

6. Терапевт дает парадоксальное предписание.

7. Он наблюдает за реакцией и побуждает клиентов продолжить свое проблемное поведение или выражает сомнения по поводу стабильности изменений.

8. Изменение стабилизируется, но терапевт не должен признавать это своим достижением.

 

Семейная ориентация

Есть категория молодых людей, которые ведут себя необычно и странно, пугая общество своим непредсказуемым и антисоциальным поведением. Они разговаривают с воображаемыми людьми, или ведут себя возбужденно и как будто беспорядочно, или скитаются по земле как бродяги и растрачивают свою жизнь, добывая и принимая наркотики и алкоголь, или совершают беспричинные преступления, например, крадут ненужные им вещи. Эти молодые люди обычно впадают в одну из двух крайностей: они нарушают порядок или ведут себя апатично и беспомощно, и не делают ничего, чтобы обеспечивать самих себя. В какую бы крайность они не впадали, их поведение влечет за собой вторжение агентов общественного контроля в жизнь их семьи. Одна из основных черт таких молодых людей заключается в том, что все они неудачники: они не обеспечивают сами себя, не достигают успеха в профессиональной подготовке, они не строят близких отношений с другими молодыми людьми и, таким образом, не создают нормальной социальной базы за пределами семьи. Всех этих молодых людей, замкнутых и не реагирующих или прямых и напористых, объединяет то, что они не могут жить нормальной жизнью.

Обычно легко определить, кто относится к разряду молодых неудачников, а кто – нет. Они не просто отклоняются от некоторых общепринятых норм и маршируют под бой немного другого, хотя и не противоречащего закону, барабана. У молодых людей может не быть денег или общество может их не принимать, потому что они принадлежат к непопулярной политической секте, или к группе художников-авангардистов, или проявлять свое бунтарство по-другому, но, все равно, они не неудачники. Молодые люди принадлежат к этому разряду, когда они проявляют свою несостоятельность во всем, что делают, каких бы надежд они не подавали. В жизни они профессиональные неудачники, и их семья должна постоянно принимать в них участие, даже если это участие и сводится к тому, чтобы постоянно их отвергать.

Важно выбрать название для этого разряда трудных молодых людей; название повлияет на определение проблемы и предпринимаемые действия. В последнее время широко использовалась медицинская или психиатрическая терминология, и если кто-нибудь старается отказаться от медицинских представлений и найти название, связанное больше с социальными науками, то ему трудно подобрать что-нибудь подходящее. Термин «социальный девиант» кажется слишком широким и слишком слабым для того, чтобы оправдать человека, который жертвует собой в дальней палате психиатрической больницы. Если называем его «нарушителем» или «трудным человеком», то мы также склонны преуменьшать крайности в его поведении. Можно называть молодых людей из этого разряда «сумасшедшими», но у этого термина печальная история, и он вызывает некоторые неприятные ассоциации. Можно счесть унизительным, когда мы называем кого-нибудь «сумасшедшим», и в этом заключается главный недостаток такого термина. В настоящей работе под «сумасшествием» понимается служение другим, и человек часто идет для этого на большие жертвы, поэтому в этом термине не содержится ничего унизительного. Можно также воспользоваться термином «эксцентричные». Эти молодые люди уж точно могут быть названы эксцентричными в том смысле, что их поведение отклоняется от нормального. Временами они бывают также жестокими. Хотя термин «эксцентричный» звучит слишком уж несерьезно, когда мы имеем в виду человека, растрачивающего свою жизнь в психиатрических больницах, тем не менее, он не унижает людей и не распределяет их по категориям, как это делали раньше. В результате такого распределения не оставалось никакой надежды на выздоровление.

 

Выборка

Эта статья не о научных исследованиях, посвященных эксцентричным молодым людям, и не об их характере и истории. Все внимание сосредоточено только на практических методах, с помощью которых этих людей можно изменить. Кроме того, в ней не рассматриваются все трудные люди. Сюда не включены дети и люди старшего возраста. Статья охватывает возрастной диапазон от 17-18 до 28-29 лет: возраст, когда пора уходить из родительского дома. Она посвящена людям, находящимся на этой стадии семейной жизни.

Эта работа посвящена молодым людям, чьи трудности начались в результате семейной нестабильности. Во избежание споров, нужно сразу же предположить, что трудности некоторых эксцентричных молодых людей не связаны с семьей. Есть молодые люди с необнаруженными опухолями мозга или пострадавшие от необратимых последствий в результате применения запрещенных препаратов или разрешенных законом медикаментов. У других причиной странного поведения могут быть некоторые формы умственной отсталости или необнаруженные физиологические отклонения. Существуют также молодые люди, запуганные бедностью, частыми госпитализациями или детскими домами. Терапевтический подход, описываемый здесь, подходит подобным молодым людям лишь частично. Эта работа посвящена обычным «сумасшедшим» молодым людям – тем, которые населяют палаты психиатрических больниц, тюрьмы для несовершеннолетних и наркологические центры и причиняют обществу неприятности своим сумасшедшим и эксцентричным поведением.

Встречаясь с сумасшедшим молодым человеком, психотерапевт должен прежде всего предположить, что пациент реагирует адаптивно в сумасшедшей социальной ситуации. Психотерапевт должен ожидать, что у этого молодого человека есть потенциал, и он сможет стать нормальным. Очень редко психотерапевт может встретиться с таким исключительным случаем, как неизлечимое органическое поражение, но это достаточно необычно и должно быть последней гипотезой. Терапевт часто может обмануться, думая, что трудности молодого человека не связаны с семейными проблемами. Способность убедить специалистов в том, что он человек с физиологическими дефектами, если не настоящий идиот, – это часть навыков эксцентричного молодого человека. Психотерапевту следует также понимать, что цель психотерапии – максимально расширить возможности человека, даже человек с физиологическими ограничениями может извлечь для себя пользу из психотерапии, ориентированной на семью. Часто встречаются умственно отсталые молодые люди, в чем-то ограниченные, но не до такой степени, чтобы родителям нужно было застегивать им рубашки и держать их у себя в доме. Чрезвычайно беспомощное поведение выполняет семейную функцию, независимо от того, есть ли у человека физиологические проблемы или нет.

 

Неспособность отделиться от семьи

Одно время существовала теория, что молодые люди вели себя странно в моменты успеха из-за своей хрупкости и неспособности взять на себя ответственность. Утверждалось также, что существует внутренний страх, возможно вынесенный из детства, и поэтому молодые люди приходят в ужас, когда сталкиваются с необходимостью самостоятельности и автономии. Причиной неудач считалась внутренняя тревога. Подобное объяснение было единственно возможным, потому что социальная ситуация не принималась во внимание и не изучалась; существовало предположение, что причина находится внутри самого человека. В 50-е годы появилась концепция систем, и тогда стали собирать всю семью и наблюдать за ней. В результате этих наблюдений было замечено, что необычное поведение молодых людей можно рассматривать как адаптивное, как реакцию на особый тип семейной коммуникации. Впервые возникло предположение, что мыслительные процессы и внутренняя тревога у молодого человека были реакцией на особый тип коммуникативной системы, в которую он включен. Когда в общении людей есть отклонения от нормы, в мыслительных процессах тоже возникают отклонения.

Наблюдения за семьями продолжались, и было замечено, что отклонения – это реакция на организационную структуру отклоняющегося типа. Особая организация ведет к особому коммуникативному поведению, а это в свою очередь приводит к особому внутреннему процессу мышления.

В наше время, когда клиницисты и исследователи рассматривают необычное поведение молодого человека, они могут подходить к этому по-разному.

1. Некоторые психотерапевты считают, что все дело в особом процессе мышления. Такое мышление ведет к особому коммуникативному поведению, и у человека формируются такие взаимоотношения, которые создают организацию отклоняющегося типа. Психотерапия направлена на исправление беспорядочного мышления и неправильного восприятия.

2. Другие психотерапевты полагают, что беспорядочное, отклоняющееся от нормы коммуникативное поведение близких родственников вызывает у пациента необычное поведение и процесс мышления. И поэтому их терапевтические усилия направлены на то, чтобы прояснить и изменить общение остальных членов семьи.

3. Но есть и психотерапевты, считающие, что проблема заключается в организации, функционирующей неправильно, с отклонениями от нормы. Такая организация предписывает человеку особое коммуникативное поведение и, следовательно, особый процесс мышления.

В этой работе доказывается, что самое эффективное терапевтическое вмешательство – это вмешательство, направленное на основную организационную структуру. Когда эта структура меняется, меняются и другие факторы. На самом деле, если рассуждать в терминах организации, психотерапевт не может не стать частью семейной организации. Когда он разговаривает с молодым человеком о его процессе мышления, он является посторонним лицом, вступающим в контакт с членом семьи, а в организации есть правила общения с посторонними лицами. Если терапевт вносит ясность в семейные отношения, то тем самым он приобретает власть в семейной иерархии. Когда организационная ситуация недооценивается, это может привести к наивному вмешательству, которое помешает изменениям или даже ухудшит положение. На самом деле семья будет использовать наивного клинициста, чтобы стабилизировать ситуацию и избежать изменений.

Психотерапевтическое сообщество недооценивало важность социальной ситуации по нескольким причинам. Столетиями подчеркивались индивидуальный характер и личность; задачей науки было классифицировать индивидуумов, а не социальные ситуации. Кроме того, культурные институты основаны на идее индивидуума как носителя ответственности. Если считать причиной социальную ситуацию, то это могло бы привести к помещению в тюрьму или больницу семьи и друзей, а не отдельного человека. Многие культурные аспекты зависят от факта или мифа об индивидууме как отдельном существе. К моменту появления концепции систем не было ни одной адекватной теории социальной ситуации. Концепция описывала повторяющееся поведение, которое формирует организационную структуру привычных реакций, и это новый способ думать о людях. Многим людям трудно понять концепцию саморегулирующейся системы отношений, тем более принять ее как что-то само собой разумеющееся. Легче сказать, что причина трудностей в одном человеке, чем рассматривать эти трудности как один из этапов повторяющегося цикла, в который включены все.

Воспринять социальную ситуацию как объект трудно еще и по той простой причине, что люди живут в социальной ситуации, и поэтому они принимают ее как что-то само собой разумеющееся. Такие обычные ситуации, как стадии семейной жизни, кажутся такими очевидными, что они не воспринимаются как объект научного изучения. Все знали, что на определенной стадии семейной жизни молодые люди уходят из дома, но это представлялось неважным, и никто не замечал, что нарушения у людей совпадают с этой стадией жизни. Теперь становится очевидным, что самое большое изменение в любой организации происходит в тот момент, когда кто-нибудь входит в нее или выходит.

Когда молодой человек достигает успеха за пределами семьи, это означает не просто его индивидуальный успех. Он одновременно отделяется от семьи, а это может иметь последствия для всей организации. Успех или неудача молодого человека неизбежно становится частью реорганизации семьи, когда выстраивается новая иерархическая структура и развиваются новые пути коммуникации.

Когда жизнь семьи течет нормально, молодые люди заканчивают учиться и начинают работать, обеспечивать самих себя, оставаясь по-прежнему в родительском доме. Иногда они уезжают из дома после того как начинают работать. Когда молодые люди уже полностью могут обеспечивать самих себя, они готовы к созданию семьи и устройству собственного дома. Родителей обычно привлекают для того, чтобы они одобрили сделанный выбор, и, кроме того, они помогают детям в устройстве их собственного дома. Когда у молодых людей появляются дети, родители становятся бабушками и дедушками и продолжают принимать участие в жизни новой семьи, в то время как организация родительской семьи с годами меняется. Во многих семьях отделение детей от родителей и уход из дома протекает довольно легко. Родители могут даже почувствовать облегчение, избавившись от детей, ведь теперь они свободны и могут вместе делать то, что им хочется.

Когда молодому человеку семнадцать – восемнадцать лет или чуть больше двадцати, и он начинает вести себя странно и терпеть неудачи, стоит предположить, что стадия ухода из дома протекает с нарушениями и у организации есть какие-то трудности. Эти трудности могут принимать разные формы в зависимости от структуры организации. В неполных семьях мать часто живет со своей собственной матерью, и они вместе воспитывают детей. Когда дети отделяются, мать и бабушка остаются вдвоем и сталкиваются с необходимостью реорганизации. Иногда мать одна воспитывает ребенка, и вся ее организация состоит из нее самой и ребенка, тогда уход ребенка – это значимое отделение.

В полных семьях родители остаются друг с другом, хотя перед этим семья долгие годы функционировала как организация, состоящая из нескольких человек. Иногда родители общаются между собой преимущественно через одного из детей и испытывают большие трудности в непосредственном общении друг с другом. Когда ребенок уходит из дома, родители вдвоем уже не могут функционировать как жизнеспособная организация. Иногда возникает угроза развода или временного отделения. В данной работе акцент делается на проблемах ребенка, но на этой стадии семейной жизни проблемы могут появиться у одного или у обоих родителей. Когда происходит развод, или у одного из родителей в среднем возрасте развивается депрессия или другие симптомы, это часто совпадает с уходом детей, и такие проблемы являются реакцией на организационные изменения.

Иногда семья испытывает наибольшие трудности, когда уходит первый ребенок, иногда этого не происходит, пока последний ребенок не покидает семью, а временами средний ребенок оказывается для родителей особым. Проблема заключается в треугольнике, состоящем из родителей и особого ребенка, где ребенок служит мостом между ними; когда он начинает уходить из дома, семья становится нестабильной. Теперь родителям приходится сталкиваться с такими вопросами, которые раньше решались с помощью ребенка. Если раньше по всем вопросам супружеской жизни они общались в связи с ребенком, то теперь это нужно делать иначе, потому что ребенок не собирается больше участвовать в треугольнике.

Если семья испытывает настоящие трудности, связанные с уходом ребенка из дома, то один из способов, как эти трудности могут быть разрешены и семья снова может стабилизироваться – это оставить ребенка дома. Но когда молодому человеку от 17-18 до 23-25 лет, социальные силы и физиологические изменения требуют его отделения от семьи. Ожидается, что он будет учиться или работать за пределами семьи, это же относится и к его социальной жизни. Молодой человек может оставаться дома месяцами и даже годами, но все возрастают ожидания, что он построит свою жизнь за пределами семьи, и родители в конце концов останутся наедине друг с другом.

 

Решение

Один из способов, как молодой человек может стабилизировать семью, – это развить у себя какие-либо симптомы общей неспособности, в результате чего он терпит неудачу и поэтому продолжает нуждаться в родителях. Функция неудачи состоит в том, чтобы дать родителям возможность продолжать общаться через молодого человека и по его поводу, организация при этом не меняется. Когда молодой человек и его родители оказываются неспособны отделиться друг от друга, этот треугольник может сохранять свою стабильность много лет, независимо от возраста ребенка, хотя впервые эта проблема возникает в возрасте от 17-18 до 25 лет. Ребенку может быть сорок лет, а его родителям – за семьдесят, а они все еще возят сумасшедшего сына или дочь из больницы в больницу, от врача к врачу.

Существует два способа стабилизировать семью. Родители могут использовать официальные учреждения, чтобы удержать своего ребенка, и таким образом не позволить ему становиться независимым и самостоятельным. Когда родители помещают молодого человека в психиатрическую больницу или другое учреждение социального контроля или устраивают так, чтобы врач нагружал его лекарствами, они сохраняют стабильность семьи. Семья может с помощью профессионального сообщества удерживать ребенка, и тем самым поддерживать у него состояние беспомощности.

Мне вспоминается, например, что в те годы, когда электрический шок был популярнее, мать могла угрожать дочери, что если она не будет себя хорошо вести, ее отправят к врачу для шоковой терапии. В богатых семьях ребенка иногда помещают в частную клинику на несколько лет, и во время этого заключения семья остается стабильной. Наивный психотерапевт, разговаривая с молодым человеком в клинике, может быть убежден, что он несет с собой изменение, а на самом деле он нанят семьей, чтобы стабилизировать организацию, и изменений при этом не происходит. Родители могут регулярно навещать ребенка и продолжать принимать в нем участие, но они избавлены от неудобства на самом деле жить с ним и заботиться о нем.

Молодой человек может вести бесцельную жизнь, жизнь неудачника, и это другой способ, как семья может стабилизироваться, используя неудачи ребенка. Он может быть бродягой и служить для семьи стабилизирующим началом, если он регулярно сообщает родителям о преследующих его неудачах. Он может, например, регулярно писать им и просить денег, сообщать, что попал в тюрьму или что с ним приключилось какое-нибудь другое несчастье.

Существуют пограничные ситуации, когда молодой человек терпит неудачу в чем-то одном. Он может жить в общине как инакомыслящий и быть неудачником в глазах собственных родителей. В наше время более типичная ситуация, когда молодой человек присоединяется к какой-нибудь нетрадиционной религиозной секте. Внутри этой секты он может достигать успеха в молитвах или в вербовке новых членов, но для своих родителей он все равно неудачник. Часто они не только поддерживают друг друга в своем общем несчастье, но и нанимают людей, чтобы похитить детей из секты и перепрограммировать их. Но внимание все время сосредоточено на ребенке. Где бы ни находился молодой человек: в учреждении, куда его поместили родители, в общине или в учреждении, выбранном им самим, – родители считают его неудачником и общаются между собой по его поводу, как будто он не уходил из дома. Родители, например, могут обвинять друг друга в случившемся или спорить по поводу того, что еще можно сделать. Они не могут исключить его из своих планов, как могли бы это сделать с ребенком, достигшим успеха, зарабатывающим себе на жизнь. Кроме того, родители не меняют своих взаимоотношений друг с другом, отношения остаются застывшими, как будто они не могут перейти на следующую стадию семейной жизни, как и ребенок, зависящий от них. Проблемы в их взаимоотношениях не решаются, потому что когда возникает одна из таких проблем, ребенок встает между ними, как будто он находится в комнате. Например, отец может пожаловаться, что его жена сделала нечто раздражающее его, но он ей об этом не сказал. А на вопрос, почему он ничего не сделал по этому поводу, он ответит: «Я знаю, что мою жену волнуют дела сына». Когда родители озабочены и поглощены проблемами молодого человека, это мешает организации меняться, потому что треугольник остается неизменным.

Хотя обычно семейный кризис и неудачи приходятся на возраст от 17 до 25 лет, это может произойти и позже. Иногда ребенок уходит из дома, а потом ему приходится вернуться, когда самый младший брат или сестра оставляют родительский дом. Например, одна женщина, которой было уже далеко за тридцать, прожила несколько лет отдельно от родителей. Она начала вести себя необычно, и родители решили ей помочь, поместив ее в больницу, а после этого они планировали вернуть ее домой, чтобы они могли о ней заботиться. Это событие совпало с тем моментом, когда самый младший ребенок в семье уезжал учиться в колледж. Неудача старшей дочери и ее возвращение домой давали семье возможность оставаться организацией с одним ребенком.

Когда терапевт, работая с сумасшедшим молодым человеком, стремится к организационным изменениям, то становится очевидно, что такое изменение не произойдет в учреждении, оно скорее может произойти с помощью нормального поведения в обществе. И поэтому терапевтические изменения быстрее всего происходят, когда семью побуждают немедленно вернуть ребенка к его обычной деятельности – и тогда в семье начнутся изменения.

 

Цикл

Один из возможных способов описания подобной ситуации – это описание в терминах повторяющегося цикла. Как только молодой человек достигает такого возраста, когда пора уходить из дома, он начинает достигать успеха на работе, или в учебном заведении, или в создании близких отношений за пределами семьи. В это время семья становится нестабильной, и молодой человек начинает демонстрировать странное и причиняющее беспокойство поведение. Все члены семьи выглядят расстроенными и ведут себя необычно, но когда в качестве проблемы выбирается ребенок, его поведение оказывается самым необычным, так что остальные члены семьи переходят в более стабильное состояние и начинают реагировать на него. У родителей так много разногласий, и они настолько отделяются друг от друга, что они уже не справляются с молодым человеком, а он приобретает власть и начинает главенствовать в семье. Если родители начинают сотрудничать, чтобы справиться с ребенком, он довольно часто привлекает на свою сторону других родственников, например, мать отца, чтобы противостоять родителям. Когда остальная родня включается в конфликт между родителями и ребенком, родителям становится еще труднее его контролировать, и ребенок начинает вести себя еще хуже. Специалисты, находящиеся вне ситуации, стремятся помочь, и родители обычно используют их, чтобы удерживать ребенка с помощью медикаментов и заключения; в результате этих мер семья стабилизируется. Однако конфликт часто усиливается из-за того, что члены семьи обвиняют друг друга в случившемся. В этом случае терапевт обычно старается спасти молодого человека от его родителей, и поэтому присоединяется к нему, создавая «альянс поколений», и выступает вместе с ним против родителей, а это подрывает их авторитет. Эта сумасшедшая ситуация становится циклической и повторяется, когда молодой человек выходит на свободу и снова начинает жить в обществе. Как только он начинает делать первые шаги к успеху и преуспевать на работе, в учебе или создании близких отношений за пределами семьи, в семье снова нарастает конфликт и нестабильность. Молодой человек начинает вести себя эксцентрично, семья заявляет, что не может с ним справиться, и вызывает специалистов. Молодого человека посылают обратно, в то же самое место, где он был до этого. Во второй раз все уже знают, что его место там же, где он был в первый раз. В учреждении молодого человека снова какое-то время лечат, а потом отправляют домой. Ситуация остается стабильной, пока молодой человек не начинает достигать успеха на работе или в учебе, между родителями назревает разрыв, семья становится нестабильной, и цикл повторяется. В этой работе мы предлагаем терапию, целью которой является прервать этот цикл, дать молодому человеку возможность преодолеть «эксцентричный» эпизод и действовать успешно за пределами семьи, а семье – реорганизоваться, чтобы пережить это изменение.

 

Неспособность построить близкие отношения за пределами семьи

Обычно молодой человек строит близкие отношения за пределами семьи, и постепенно они становятся для него важнее, чем отношения в семье. Происходит переход из родительской семьи в новую, только что созданную. Обычно семья служит ребенку базой, на основе которой он может вступать в разные взаимоотношения, пока наконец не выберет себе партнера и не создаст новую семью.

Когда молодому человеку необходимо продолжать участвовать в семейной жизни, принимаются все меры, чтобы избежать близких отношений за пределами семьи или помешать им. Границы родительской семьи становятся непроницаемыми, и молодой человек остается внутри. Любая попытка завязать отношения вне семьи терпит неудачу и, в конечном итоге, остаются только внутрисемейные отношения.

Как правило, в таких ситуациях молодой человек не способен заводить друзей за пределами семьи. Он стеснителен, замкнут, избегает своих сверстников, а если и заводит на короткое время друзей, то дружит с неудачливыми и ненадежными молодыми людьми и т.п.

Иногда молодой человек в такой ситуации вступает в брак, но это брак особого рода. Вместо того чтобы на основе этого брака создать новую семью, супруг (или супруга) включаются в родительскую семью. Поэтому некоторые родители разрешают такой брак, если они уверены, что супруг (или супруга) не заберет их ребенка с собой, а будет просто покладистым дополнением к их семье. Тогда ребенок все еще остается дома.

 

Неспособность семьи изменить эксцентричное поведение

Когда семья уже не справляется с нарастающими трудностями, для работы с трудным молодым человеком приглашаются агенты социального контроля. Когда родители уже на грани разрыва или могут причинить друг другу вред, ребенок начинает нарушать порядок в обществе, так, что родители вынуждены прибегнуть к вмешательству извне. Если они объединяются против общества, это может привести к стабилизации. Это напоминает нацию, начинающую борьбу с другой нацией, когда внутренние отношения грозят привести к полному развалу.

Трудный молодой человек либо будет нарушать порядок, либо просто станет апатичным и неподвижным, и поэтому родителям нужно будет остаться вместе, чтобы заботиться о нем. Когда братья, сестры или другие родственники настаивают, чтобы родители что-нибудь сделали с этим «овощем», ситуация становится нестабильной. Посторонние люди тоже могут высказывать критические замечания, приводящие родителей в смущение, и тогда они договариваются о проведении терапии. Теперь родители могут сказать, что они делают все необходимое. Если терапия сводится только к изоляции, приему лекарств или долгосрочной инсайт-терапии, то семья может стабилизироваться, и у родителей будет возможность доказать, что они делают все, что могут, не опасаясь никаких изменений.

Терапевтов часто удивляет, насколько терпимо родители относятся к отклоняющемуся и эксцентричному поведению. Например, молодой человек выжигал себе ладони сигаретами и называл себя Христом. Его родители не придавали этому поведению особого значения, относясь к нему как к простой шалости. Возможно значительное несоответствие между реакцией общества и семьи; общество может быть шокировано эксцентричным поведением, а семья может его принимать. Иногда это происходит, потому что странное поведение развивается медленно, каждая его новая стадия принимается, и тогда следующий этап не выглядит такой уж крайностью. Иногда семья на самом деле потрясена происходящим, но члены семьи не признают этого. Они не признают существование проблемы, так как уверены, что с этим уже ничего не поделаешь. Если семья привлекает к себе внимание общества, это означает, что обществу предлагается изменить переходящее все границы поведение молодого человека. Это также означает, что семья оказывается лицом к лицу с неизбежностью изменений, а это приводит к нарушению былой стабильности.

Ниже кратко описано коммуникативное поведение этого разряда молодых людей.

1. Основные социальные проблемы (присутствуют в каждом случае).

а) Неспособность молодого человека отделиться от семьи или неспособность семьи отделиться от него. Молодой человек не создает социальной базы за пределами семьи, потому что он не может построить устойчивые близкие отношения.

б) Неспособность молодого человека достигнуть успеха на работе или в учебе, а это требует постоянной помощи со стороны других людей.

в) Неспособность семьи сносить эксцентричное поведение или изменить его, так, что в обществе активизируются агенты социального контроля.

2. Особые коммуникативные проблемы (могут присутствовать в данный момент у данного человека, но это необязательно).

а) Разрушительное или грубое коммуникативное поведение.

· Угрожает нанести вред самому себе или другим людям.

· Ведет себя запутанно и непонятно, так, что требуется прервать нормальный ход событий и что-нибудь предпринять, но в то же время он делает любое изменение трудным или невозможным.

3) Непредсказуемые вспышки гнева по неясным причинам, вызывающие общее замешательство и непонимание.

4) Бесконтрольно употребляет наркотики или спиртное, а затем либо демонстрирует беспомощность и телесную слабость, либо ведет себя грубо и агрессивно.

5) Как правило, нарушает общепринятые нормы поведения, он может делать это грубо или почти незаметно. Может вмешиваться в разговор или нарушать домашний уклад, расхаживая всю ночь, а затем проводя весь день в постели.

6) Не подчиняется авторитетам, семейным или общественным. Это неподчинение часто выглядит непреднамеренным, так, что авторитетные лица не решаются использовать обычные санкции, направленные против неподчинения.

б) Отклоняющееся от нормы общение: действия.

· Преступные действия, такие как воровство и другие правонарушения, совершаемые без всяких видимых преимуществ для молодого человека или кажущиеся случайными.

· Физический облик может быть разным: молодой человек может быть истощенным и выглядеть как скелет – или, наоборот, чрезмерно полным.

· Он носит странную одежду, ходит грязным или соблюдает чрезмерную чистоту, его одежда и поведение привлекают внимание, они обычно пугают или отталкивают людей.

· Ходит и двигается странно, как на ходулях, что заставляет людей чувствовать себя неловко.

· Отказывается говорить или двигаться.

в) Отклоняющееся от нормы общение: речь.

· У него странная манера говорить: иногда он говорит на непонятном языке, используя выдуманные слова.

· У него особая манера письма, это проявляется как в содержании написанного, так и в том, как он размещает его на бумаге.

· Он разговаривает с воображаемыми людьми и слышит их голоса.

· Он особым образом истолковывает события. Например, он может сказать, что в определенной ситуации время, место, намерения или люди на самом деле иные, не те, что указаны другими людьми.

· Он говорит о физических недомоганиях, которые совсем незаметны окружающим и кажутся необычными.

 

Профессиональные неудачи

Необычная манера поведения или проступки трудных молодых людей могут отвлечь специалиста, и тогда он упустит из виду, что основное в их жизни – это неудача. При приближении к успеху они действуют так, чтобы положить ему конец. Успех и неудача в разных семьях определяются по-разному, но в этой книге успех в общем определяется как компетентность на работе или в учебе и успешное построение близких отношений за пределами семьи. В сущности, успех определяется, как способность зарабатывать себе на жизнь и создать свою собственную семью. Если человек не вступил в брак и у него нет детей, это не означает, что он неудачник; но человек должен быть способен иметь близкие отношения за пределами родительской семьи.

Эксцентричные молодые люди обычно терпят неудачу в тот момент, когда успех уже близок. Типичное время для появления странного поведения – это момент перед самым окончанием школы. Для многих людей окончание школы – это символ успеха и первый шаг к освобождению от семьи. Молодой человек часто уходит из школы за несколько недель до окончания, совершает какой-нибудь странный поступок или демонстрирует какое-нибудь странное поведение, в результате чего его помещают в учреждение и он не может закончить школу.

Во многих семьях окончание средней школы не так уж важно, в то время как окончание колледжа рассматривается как успех. В таких случаях эксцентричные молодые люди не проявляют «неуместное» поведение до момента перед окончанием колледжа. Они часто пропускают один из курсов, необходимый для получения диплома, просто бросают учебу в последнем семестре (заявляя, что колледж не имеет значения) или совершают попытку самоубийства прямо перед выпускными экзаменами.

Нужно подчеркнуть, что в каждой конкретной семье успех определяется по-своему. В некоторых семьях сама учеба в колледже рассматривается как успех, и тогда молодые люди проваливаются в первом же семестре. В результате провала им приходится вернуться домой, и таким образом они терпят неудачу – не могут учиться в колледже. В других семьях даже окончание колледжа не является признаком успеха, от ребенка ожидается окончание аспирантуры. Поэтому молодой человек терпит неудачу только перед окончанием учебы и получением степени. Неудачи начинаются, когда обучение близится к завершению и молодой человек становится самостоятельным в глазах семьи. Обучение может варьироваться от среднетехнического, продолжающегося несколько месяцев, до медицинского или юридического, занимающего много лет.

Когда ареной для неудач служит работа, а не учеба, молодые люди начинают свою карьеру эксцентриков с того, что просто не находят работу. Часто молодой человек ведет себя во время интервью при приеме на работу так странно, что его не принимают. А если он находит работу, то она, очевидно, ниже его способностей, например, когда способный молодой человек берется за физическую работу. Он может продолжать работать и получать небольшую зарплату, но в семье эта работа считается неудачной, а сам молодой человек, следовательно, – неудачник.

Иногда молодой человек работает на отца или другого родственника, и под этим подразумевается, что он не справится с работой, если нужно будет выдержать конкуренцию. В этом случае молодой человек проявляет эксцентричное поведение и терпит неудачу, когда он переходит с работы у родственника на работу за пределами семьи, что рассматривалось как успех.

В некоторых семьях успехом считается любая оплачиваемая работа, в то время как в других – только определенного рода работа с определенным уровнем оплаты. Часто эксцентричные молодые люди ухитряются получить довольно хорошую работу и находятся под угрозой успеха, но потом они теряют эту работу (только для того, чтобы затем найти еще одну) и считаются неудачниками, потому что не могут удержаться на постоянной работе.

 

С точки зрения теории коммуникации

Молодой человек, стабилизирующий семью с помощью своих неудач, может демонстрировать широкое разнообразие разных типов поведения, и все они будут препятствовать разделению семьи. Для психотерапевта важно создать такое представление о проблеме, из которого будет ясно, как произвести изменение. Ситуационный подход и способы коммуникации кажутся более подходящими для этой цели, чем другие теоретические описание.

Первое требование к описанию коммуникации состоит в том, что оно должно описывать общение пары или, еще лучше, тройки, так как коммуникативным является только то поведение человека, которое направлено на другого человека или нескольких людей. Поэтому молодой человек, который общается, надевая странную одежду, передает какое-то сообщение, несущее социальную функцию. Это не просто самовыражение человека и не отражение его мыслительных процессов, это сообщение другим людям и реакция на них. Как пример другой точки зрения, мне вспоминается один психиатр, он работал с молодым человеком, который не говорил и не ходил в туалет. Он мочился в штаны и пачкал их, и поэтому этот двадцатилетний юнец был в пеленках. Терапевт дал ему таз, чтобы он в него мочился, а молодой человек стал носить его как шляпу и везде в нем разгуливать. Психиатр воспринял это как случайное действие, отражающее замешательство молодого человека, но с точки зрения коммуникационной теории ношение шляпы рассматривалось бы как сообщение другим людям в этой социальной ситуации. Эксцентричные молодые люди ухитряются уклоняться и не делать того, что им сказано, таким образом, что заставляют других людей ломать голову: является ли это непослушанием или нет, – такова характерная черта молодых людей этого типа.

 

Защита организации как основная мотивация

 

Непослушание – это суть поведения эксцентричных молодых людей, но, учитывая это, психотерапевт должен прежде всего принять главную предпосылку: эксцентричное и сумасшедшее поведение в самой своей основе является защитным.[1] Каким бы ни было поведение: странным, буйным, переходящим все границы, его функция – стабилизировать организацию. Непослушание само по себе – это способ заставить группу объединиться и стать более стабильной.

Такую точку зрения можно проиллюстрировать на следующем примере. Однажды меня попросили провести беседу с персоналом психиатрического отделения; в комнате собрались медсестры, санитары, психиатры, социальные работники и психологи. Это были люди разного пола, возраста и происхождения. Я стоял и ждал, пока группа утихомирится; люди разбирали стулья и усаживались. В этот момент в комнату забрел молодой пациент, он выглядел смущенным и неуверенным. Одет он был в полосатую пижаму и мятый халат. Бородатый работник отделения сказал ему: «Петр, тебе нельзя сюда сейчас, это собрание только для персонала». Он взял молодого человека и вывел его из комнаты. Когда он вернулся, раздался легкий смех, все были смущены этим вмешательством.

Прежде чем начать говорить, я подождал, пока все усядутся, и в этот момент Петр снова забрел в комнату. Работник отделения снова встал и сказал: «Петр, групповая терапия начнется в час. А сейчас собрание только для персонала». Он взял молодого человека за руку и вывел его из комнаты. Когда он вернулся обратно, он улыбался, и люди в комнате тоже посмеивались. Когда они все повернулись ко мне в ожидании, Петр снова забрел в комнату. Все вслух рассмеялись. Кто-то из персонала, похожий на начальника, сказал санитарам: «Выведите его». Здоровый санитар выпроводил Петра из комнаты, вернулся обратно и сел. Молодой человек больше не возвращался.

Когда я оглядывал группу, думая об этом происшествии, я был уверен, что мое объяснение приходов и уходов Петра отличается от объяснения персонала. Конечно, здесь возможны различные объяснения. Но с медицинской точки зрения самое распространенное объяснение было бы следующим: Петр дезориентирован в пространстве и времени, и он забрел в эту конкретную комнату почти что случайно. Другое возможное объяснение таково: появление молодого человека было отчасти случайным, но по крайней мере частично он выражал этим враждебность по отношению к авторитетам и, следовательно, по отношению к персоналу, как символу авторитета. Странная одежда, надетая на нем, как и его озадаченный вид и довольно идиотская манера поведения, вызывали у большинства людей покровительственное отношение и не казались им забавными.

Позвольте мне описать, что сделал этот молодой человек, по моему мнению, для меня и для персонала. Когда я наблюдал, как персонал собирался в этот день на беседу, я ощущал, что эти люди испытывают друг к другу сильные негативные чувства. Обычно между людьми, работающими в психиатрической больнице, есть напряжение и скрытые конфликты, но в этом отделении в тот момент это ощущалось особенно сильно. Они собирались неохотно, и своим поведением выражали неприязнь ко мне и друг к другу. Очевидно, здесь были и личные конфликты, и конфликты между группировками; любой мог это заметить по их мрачному виду и поведению.

Я ощущал негативные чувства этой группы, и мне все меньше и меньше хотелось читать им лекцию. Я раздумывал, что я могу сказать, чтобы развеять мрачное настроение и уменьшить отчаяние. Я знал, что я ничего не смогу сделать.

В этот момент Петр начал свои приходы и уходы. После его третьего появления и выдворения все смеялись, группа изменилась. Их забавляло, что приглашенный оратор не может начать из-за Петра. Его действия объединили их в стабильную и дружную группу. Когда мы болтали, враждебности больше уже не чувствовалось, все были настроены дружелюбно по отношению ко мне и друг к другу. Я почувствовал облегчение, разговаривая с такой приятной группой. Петр сделал свое дело, и ему не нужно было возвращаться. Он сделал то, чего ни я, никто из персонала не смог бы сделать. Эксцентричный молодой человек внес порядок и некоторую гармонию в организацию, где их было очень мало или вовсе не было. В этой книге доказывается, что сумасшествие молодых людей выполняет определенную функцию в психиатрических больницах и в семьях.

Лучше всего предположить, что эксцентричные молодые люди стабилизируют группу, принося себя в жертву, и делают они это добровольно и сознательно. Это предположение предотвращает бесполезные попытки подвести молодого человека к инсайту, чтобы он понял свои действия. Он знает, что он делает и как он это делает, лучше, чем терапевт, который может указать ему на это. Человек жертвует собой и он готов строить из себя шута, наносить себе вред и делать все, что необходимо для выполнения этой задачи. Попытки убедить эксцентричного молодого человека, чтобы он прекратил жертвовать собой, обычно проваливаются. В редких случаях терапевт может просто убедить такого молодого человека, что он понимает серьезность семейной ситуации и что он достаточно компетентен, чтобы с ней справиться. Тогда молодой человек станет нормальным и оставит своих родителей на попечение психотерапевта. Однако вызвать такую убежденность могут только компетентные действия, а не разговоры и обещания сделать все возможное.

 

Отклоняющееся коммуникативное поведение

Психотерапевт может быть настолько загипнотизирован или раздражен странными движениями, словами или поведением эксцентричного молодого человека, что он упускает из виду их функции и не может сосредоточиться на изменении. Необходимо помнить, что одна из целей такого странного поведения – отвлечь от семейного конфликта. Для стабилизации семьи ненормальному молодому человеку нужно вести себя таким образом, чтобы его ненормальность была в центре внимания. Если слегка эксцентричного поведения недостаточно, молодой человек может угрожать самоубийством или разбрызгивать бензин вокруг дома и играть со спичками, так, что группе необходимо стать функциональной, чтобы справиться с ним.

Кажется очевидным, что группа, в состав которой входит эксцентричный молодой человек, не очень хорошо функционирует; а иначе в ненормальности не было бы необходимости. Это часто незаметно на первый взгляд. Например, дочь может голодать, и тогда семья придет на прием к терапевту с этим ходячим скелетом, предъявляя ее в качестве проблемы. Родители, братья и сестры кажутся разумными людьми, которые жертвуют своим временем ради голодающей дочери и волнуются за нее. Тем не менее, можно взять в качестве основной предпосылки, что функционирование семейной организации нарушено, а иначе дочь бы ела нормально. Один из способов, как можно сделать это нарушение более очевидным – это потребовать, чтобы родители заставили дочь есть. Ситуация меняется, если раньше были добрые родители и уступчивый ребенок, то теперь полная неразбериха, и никто не контролирует ситуацию, за исключением визжащего скелета. Иногда характер организационных трудностей становится очевидным только когда эксцентричный молодой человек становится нормальнее; в данном случае, когда юный скелет начинает есть и набирает вес.

Хотя научное описание отклоняющегося коммуникативного поведения трудного молодого человека в семье чрезвычайно сложно, терапевтическое описание можно упростить. Для терапевтических целей поведение можно упростить до двух основных функций.

1. Социальная функция. Молодой человек стабилизирует группу своих родных с помощью своего эксцентричного поведения. Эта функция является основным объектом терапевтического вмешательства.

2. Метафорическая функция. Каждое отклоняющееся от нормы действие – это также сообщение к членам группы и людям со стороны. Это действие можно рассматривать как метафору (или даже как пародию) на тему, важную для группы. Обычно это конфликтный для группы вопрос.

Молодой человек, выжигающий сигаретами стигматы у себя на руках, может выражать нечто, связанное в его семье с религией. Молодой человек, надевающий на голову вместо шляпы таз, который ему дали, чтобы он в него мочился, выражает нечто шутовское. Роботоподобная походка эксцентричного молодого человека может выражать слишком жесткие правила, существующие в группе. Буйный молодой человек поднимает тему буйства в группе своих родных, с которыми он живет.

Метафорическая функция эксцентричного поведения сложна, и ее часто трудно понять. Каждое действие имеет множество значений и можно упустить какое-нибудь значимое сообщение, придавая особое значение чему-то другому. Точно установить смысл сообщений бывает довольно трудно потому, что расспросы и исследования часто не приветствуются в семье или среди персонала. Эксцентричное поведение обычно затрагивает такие предметы, которые группа предпочла бы отрицать или скрывать.

Так что не стоит рассчитывать, что группа согласиться признать смысл сообщения. На расспросы группа обычно реагирует метафорой, эта метафора ведет к еще одной метафоре и т.д.

Истолкование сообщения, выражаемого эксцентричным поведением, не приветствуется ни семьей, ни персоналом больницы, ни терапевтом. Например, эксцентричный молодой человек, совершающий случайные кражи, вероятно из семьи, где существует скрытая нечестность; члены семьи знают, что означают действия молодого человека, хотя они могут утверждать, что не понимают этого. Обычно семья и персонал предпочитают определять эксцентричное поведение как бессмысленное и органически обусловленное потому, что значение этого поведения не приветствуется группой.

Одно время считалось важным исследовать значение метафорического поведения в семье. Но в настоящее время считается, что лучше этого не делать. Метафорическое общение может стать проблемой для терапевта потому, что если он объяснит его значение, что не приветствуется семьей (или персоналом), то он вызовет враждебность группы, а ее сотрудничество ему необходимо, чтобы достичь изменений. Поэтому важно, чтобы терапевт не сообщал, каково, по его мнению, значение поведения: в любом случае все это знают, так что не так уж много смысла в том, чтобы его раскрыть. Разумный психотерапевт поймет это значение и вежливо промолчит, оставляя его при себе, чтобы ориентироваться в происходящем. Если терапевт сделает это, эксцентричный молодой человек и его семья будут яснее выражать, в каком направлении двигаться.

Метафоры также предупреждают психотерапевта о возможных случайностях, которые могут произойти, если возникнет угроза изменения. Например, если молодой человек совершает неудачную попытку самоубийства, так что ее называют «жестом», терапевту следует понимать значение этого жеста в том смысле, что вопросы самоубийства значимы в этой семье. Если молодой человек угрожает поджечь дом, то в этой семье есть взрывоопасные темы.

Хотя такое руководство может быть полезным, тем не менее, метафорические темы не должны быть главной заботой психотерапевта, если только он не занимается исследованиями. Даже само исследование смысла метафоры, проводимое для проверки идеи, скорее всего, вызовет сопротивление, которое может стать причиной провала терапии (вот почему интерпретации с целью инсайта или встречи лицом к лицу с «реальностью» могут стать фатальными для успешной психотерапии).

Кроме того, поскольку это сообщение в форме эксцентричного поведения может быть полезным для стабилизации группы, группа не захочет, чтобы оно было выражено открыто. Если у матери роман на стороне, так что ее брак находится под угрозой, то дочь может выражать эту тему с помощью преувеличенно соблазнительных разговоров и манеры поведения. Родителям не понравится, если будет указано, что это поведение связано с поведением матери. Точно так же, если молодая женщина во время госпитализации высказывает бредовые идеи об абортах, это может быть связано с тем, что она из католической семьи, и ее мать обременена большим количеством детей. Лучше всего предположить, что семья понимает смысл поведения этой молодой женщины и не будет приветствовать объяснение терапевта по поводу того, что дочь «на самом деле» выразила этим. Эксцентричное поведение всегда является как полезным, так и угрожающим потому, что оно часто затрагивает темы, вызывающие глубокое отчаяние, с комической стороны.

В свое время считалось, что сумасшествие – это предмет восхищения, или, что сумасшедшие и эксцентричные люди являются более творческими и чувствительными, чем все остальные. Они провозглашались бунтарями в репрессивном обществе. Некоторые авторитеты заявляли даже, что сумасшедшим лучше известна тайна жизни, чем остальным людям. Восхищение сумасшествием не является частью терапевтического подхода, рекомендуемого в этой книге. Сумасшедшие – это неудачники, а неудачник не является чем-то замечательным. Поощрять сумасшествие, как делают некоторые энтузиасты, означает поощрять неудачи. Если устроить такое место, где эксцентричные молодые люди могут быть эксцентричными, то это не приведет к нормальности.

Учитывая, что сумасшествие не является чем-то замечательным, психотерапевт все еще может признать навыки межличностного общения, которые есть у многих сумасшедших молодых людей. Для терапевта лучше уважать эти навыки, а иначе он будет выглядеть глупо. Лучше всего также предположить, что сумасшедшие действия эксцентричных молодых людей положительны в том смысле, что они являются попыткой улучшить положение. Это борьба за то, чтобы выйти из невозможной ситуации и сделать шаг вперед. Результаты могут быть катастрофическими из-за реакции общества, но нужно отдать должное сумасшедшему молодому человеку за то, что он старается улучшить свою судьбу и судьбу своей семьи.

 

Вопрос об ответственности

Там где есть сумасшествие, там, по определению, есть и безответственное поведение. Люди не делают того, что им следует делать, и делают то, чего им, согласно общепринятым правилам поведения, делать не следует. Сумасшедшее и эксцентричное поведение отличают от других способов поведения не только его крайние формы, но и указание на то, что человек не может справиться с собой и не отвечает за свои действия. Неспособность справиться с собой выражается также через продолжающие действия, которые приводят к повторяющимся неудачам и страданиям. Характерной чертой трудных молодых людей является то, что они совершают нечто, нарушающее общественные нормы, а затем изображают это действие таким образом, как будто это не их вина. Жизнь наркомана отклоняется от нормы, и он демонстрирует, что его толкает на такие действия навязчивое желание. Он за это не отвечает потому, что не может справиться с собой. Точно так же, девушка, которая морит себя голодом, говорит, что она за это не отвечает потому, что у нее нет аппетита или отвращение к еде. Эксцентричный вор крадет ненужные ему вещи, демонстрируя, что он не может остановиться.

Действительно, сумасшедшие люди – это лучшие специалисты в том, чтобы совершить нечто и изобразить это таким образом, как будто они не отвечают за свой поступок. Иногда они демонстрируют, что они – это на самом деле не они, а кто-то другой, или, что место и время иные, не такие, как утверждают другие люди, и поэтому они этого не делали. [2]

Молодой человек может отказаться устроиться на работу и сказать, что он делает это потому, что у него спрятан миллион долларов в ценных бумагах; таким образом он демонстрирует, что он не знает, что делает.

Для терапевта важно признать, что трудный молодой человек ведет себя безответственно и от него нужно потребовать, чтобы он взял на себя ответственность за свои действия. Настолько же важно заметить, что люди вокруг него ведут себя безответственно. Когда есть безумное поведение, эксцентричный молодой человек скажет, что это не его вина, потому что голос с другой планеты потребовал, чтобы он это делал. Каждый родитель будет утверждать, что он за это не отвечает потому, что это вина другого, или влияние плохой компании, или наркотики, или наследственность. Приглашенные специалисты часто обвиняют родителей, или «болезнь», или генетику. Они не признают, что их вмешательство – это часть проблемы. Когда молодой человек находится под замком, психиатр будет отрицать свою ответственность за это, говоря, что это сделал судья. Судья скажет, что он не отвечает за свой неопределенный приговор, потому что он должен прислушиваться к мнению специалистов из психиатрической больницы. Таким образом, никто не берет на себя ответственность за то, что произошло или за свои действия, связанные с происшедшим. Когда никто не берет на себя руководство или ответственность, это означает, что в организации путаница и нет иерархии с четко выраженными границами авторитета. Когда иерархия в организации запутана, появляется сумасшедшее и эксцентричное поведение, и в этой ситуации оно адаптивно. Сумасшедшее поведение направлено на стабилизацию организации и прояснение иерархии. Когда возвращается нормальность, в организации снова начинается путаница. Чтобы исправить сумасшедшее поведение, необходимо исправить иерархию в организации, так, что в эксцентричном поведении больше не будет необходимости и оно будет неуместно.

 

Стадии терапии

С точки зрения данного подхода к проблеме, терапия эксцентричных молодых людей может быть разделена на следующие стадии:

1. Когда молодой человек привлекает к себе внимание общества, специалистам нужно организоваться таким образом, чтобы один терапевт взял на себя ответственность за этот случай. Лучше не привлекать множество терапевтов и способов терапии. Терапевт должен отвечать за дозы медикаментов и, если это возможно, за госпитализацию.

2. Терапевту нужно собрать семью на первую встречу. Если молодой человек живет отдельно, даже с женой, он должен быть на встрече с родителями и остальными членами его семьи. Не должно быть никаких обвинений в адрес родителей. Вместо этого, родители (или мать и бабушка, или кто бы то ни был) должны стать главными в решении проблемы молодого человека. Их нужно убедить, что они лучшие терапевты для их трудного ребенка. Предполагается, что между членами семьи есть конфликт, и ребенок его выражает. Когда от них требуют, чтобы они встали во главе семьи и устанавливали правила для молодого человека, они, как обычно, общаются по поводу молодого человека, но в положительном смысле. Нужно прояснить конкретные вопросы:

а) Внимание должно быть сосредоточено на трудном человеке и его поведении, а не на обсуждении семейных отношений. Если ребенок наркоман, то семья должна сосредоточиться на том, что будет, если он когда-нибудь снова начнет принимать наркотики; если он сумасшедший и плохо себя ведет, то, что они будут делать, если он будет вести себя так же плохо, как и в прошлый раз, когда он попал в больницу.

б) Прошлое и причины проблем в прошлом игнорируются, не обсуждаются. Внимание сосредоточено на том, что теперь делать.

в) Предполагается, что иерархия в семье запутана. Поэтому, если терапевт со своим статусом специалиста пересекает линию между поколениями и объединяется с молодым человеком против родителей, то этим он усугубит проблему. Терапевт должен объединиться с родителями против трудного молодого человека, даже если кажется, что это лишает его личных прав и возможностей выбора, и даже если кажется, что он слишком взрослый, чтобы быть таким зависимым. Если молодому человеку не нравится эта ситуация, он может уйти и стать самостоятельным. Когда человек ведет себя нормально, его права можно учитывать.

г) Конфликты между родителями или другими членами семьи игнорируются или сводятся до минимума, даже если кто-нибудь из участников заговаривает на конфликтную тему. И так происходит до тех пор, пока молодой человек не станет снова нормальным. Если родители заявляют, что им тоже нужна помощь, терапевт должен сказать, что с этим можно поработать, когда их сын или дочь снова придет в норму.

д) Все должны ожидать, что трудный молодой человек снова станет нормальным, и не прощать ему неудач. Специалисты должны указывать семье, что с ребенком все в порядке и что он будет вести себя так же, как его сверстники. Применение медикаментов должно быть прекращено настолько быстро, насколько это возможно. Нужно требовать немедленного возвращения на работу или в учебное заведение, без всяких задержек на дневной стационар или долгосрочную терапию. Возвращение в нормальное состояние несет семье кризис и изменение. Продолжение ненормальной ситуации стабилизирует страдания семьи.

е) Предполагается, что когда молодой человек становится нормальным: успешно работает или учится, или заводит друзей, – семья становится нестабильной. Родители могут быть под угрозой разрыва или развода и один из них или оба становится встревоженными. Одна из причин, по которой терапевт полностью объединяется с родителями на первой стадии терапии (даже выступая против ребенка) – чтобы из такой позиции помочь им на этой стадии. Если терапевт не может помочь родителям, то трудный молодой человек выкинет что-нибудь сумасшедшее и семья снова стабилизируется вокруг молодого человека и его эксцентричности. В этот момент нужно предотвратить помещение в учреждение, чтобы не повторялся цикл: дом – учреждение – дом. Один из способов это сделать состоит в том, что терапевт заменяет эксцентричного молодого человека в семье и тогда он свободен, он может стать нормальным и заняться своими делами. Затем терапевт должен либо разрешить семейный конфликт, либо устранить молодого человека из этого конфликта, чтобы он стал более прямым и больше бы не требовалось посредничество молодого человека. С этого момента молодой человек может продолжать оставаться нормальным.

3. Терапия должна состоять из короткого интенсивного вмешательства, а не из регулярных встреч, тянущихся годами. Как только изменение произошло, терапевт может начать отделяться и планировать завершение. Задача состоит не в том, чтобы разрешить все семейные проблемы, а только организационные, те, что вокруг молодого человека (разве что семья хочет подписать новый контракт для разрешения остальных проблем).

4. Терапевт должен время от времени связываться с семьей, чтобы быть в курсе происходящего и удостовериться, что положительные изменения сохраняются.

В сущности, данный терапевтический подход – это что-то напоминающее обряд инициации. Эта процедура помогает родителям и ребенку отделиться друг от друга, так, что семья больше не нуждается в нем как в средстве коммуникации, и молодой человек может устроить свою собственную жизнь. Два крайних подхода часто терпят неудачу. Неудачи типичны, когда родителей обвиняют в пагубном влиянии и высылают молодого человека прочь из семьи. Молодой человек проваливается и возвращается обратно домой. Противоположная крайность – оставить молодого человека дома и стараться внести гармонию в отношения родителей и ребенка – тоже терпит неудачу. Это не время для объединения, это время отделения. Искусство психотерапии в том, чтобы, возвращая молодого человека обратно в семью, тем самым отделить его, чтобы он мог вести более независимую жизнь.

Терапевт может определить простую цель, описанную здесь, если он способен думать в простых терминах организации. Достижение цели может быть сложным предприятием и потребует всех его навыков и всей поддержки, какие он может получить.

 

Терапия испытанием

Однажды ко мне обратился за помощью один адвокат, так как он не мог спать по ночам. Из-за бессонницы под угрозой уже оказалась его карьера, потому что он засыпал в зале суда. Даже принимая сильнодействующие лекарства, он спал по ночам не больше часа или двух. Я только начал свою частную практику, и этого человека прислали ко мне, чтобы я его загипнотизировал и решил его проблему. Он не поддавался гипнозу. Более того, он реагировал на внушения в гипнозе так же, как и на старание заснуть. Он внезапно пробуждался с широко раскрытыми глазами, как будто испуганный какой-то неясной мыслью. После нескольких попыток я решил, что гипноз ему не поможет. Но я чувствовал, что должен что-то сделать. Он прошел курс традиционной терапии, но ничего ему не помогало, ему становилось все хуже и хуже, и он боялся, что вообще не сможет работать.

Этот адвокат утверждал, что у него все в порядке; он был доволен своей работой, своей женой и детьми. Единственная его проблема была в том, что он не мог спать. Он говорил: «Когда я начинаю засыпать, что-то заставляет меня проснуться и после этого я часами не сплю».

Наконец я решился на эксперимент. Я предложил ему создать перед сном приятную обстановку, чтобы жена, как и раньше, приносила ему теплое молоко. После этого, когда он ложился спать, он должен был намеренно думать обо всех самых ужасных вещах, какие он только мог придумать или сделать, наяву или в воображении. Во время сеанса я попросил его поупражняться, думая обо всех этих ужасных вещах, но он не смог ничего придумать. Однако, когда я попросил его подумать обо всех ужасных вещах, какие могли бы прийти на ум воображаемому субъекту, мистеру Смиту, он подумал об убийстве, о гомосексуализме и тому подобных захватывающих вещах. Я сказал ему, что сегодня вечером он должен лечь в постель, но вместо того, чтобы стараться уснуть, он должен нарочно думать обо всех этих ужасных вещах, какие он только сможет придумать. Выходя из кабинета, он спросил: «Вы хотите сказать, как будто я отправил мою жену в публичный дом?». Я ответил: «Это неплохо».

Этот человек пришел домой и выполнил указания. Он сразу же уснул и проспал всю ночь. С этого момента он пользовался этой процедурой и избавился от бессонницы.

В это время, в 50-е годы, не было терапевтической теории, объясняющей возникновение такого приема и его успех. Единственной теорией была психодинамическая теория подавления, руководствуясь ею можно было бы решить, что если предложить человеку думать обо всех этих

ужасных вещах, то это не даст ему уснуть, а наоборот заставит бодрствовать, так как подпустит подавленный материал близко к сознанию.

В это время также не было объяснения быстрых терапевтических изменений, потому что не было теории краткосрочной терапии. Предполагалось, что если кто-нибудь провел краткосрочную терапию, то он попросту сделал меньше, чем при долгосрочной. Поэтому мое предписание не имело обоснования. Так как я удивлялся своему успеху в этом случае и другим подобным, я решил посоветоваться с Милтоном Эриксоном.

Я учился гипнозу у доктора Эриксона и беседовал с ним о гипнозе как о части научного проекта. Наконец, я сам начал обучать гипнозу местных врачей и психологов. Когда я начал работать как терапевт, я сразу понял, что гипноз в клинической практике – это нечто совсем другое, чем гипноз в исследовании и преподавании. Я знал, как вызывать у людей гипнотические переживания, как погружать их в глубокий транс, как обсуждать с ними их проблемы в виде метафор. Но я и в самом деле не знал, как можно с помощью гипноза кого-нибудь изменить.

В то время единственным человеком, с которым я мог посоветоваться об использовании гипноза в краткосрочной терапии, был Милтон Эриксон. Я знал также, что у него есть ряд приемов краткосрочной терапии, не использующих гипноз. Об этом упоминалось вскользь в разговорах на другие темы. На самом деле, только он один из всех, кого я знал, мог предложить нечто новое в терапевтической технике или теории.

Когда я советовался с доктором Эриксоном, оказалось, что у него были выработанные процедуры изменений с использованием особых испытаний, и что они похожи на ту, которую я придумал для адвоката. Я также нашел объяснения и подходы к другим случаям, вызывавшим у меня недоумение. Например, я лечил женщину от сильных головных болей, побуждая ее вызывать у себя сильные головные боли, чтобы она могла ими управлять. Беседуя с Эриксоном, я понял, что в его терапевтическую технику входят парадоксальные приемы как раз этого типа.

Я хочу предложить описание процедуры испытания для случая бессонницы, изложенное доктором Эриксоном.

«Ко мне обратился 65-летний мужчина, уже в течение пятнадцати лет страдавший легкой бессонницей; его врач выписал ему амитал-натрий. За три месяца до этого его жена умерла, и он остался один с неженатым сыном. Этот человек регулярно принимал 15 капсул, по 3 грана каждая (0,195 г), т.е. доза составляла 45 гран амитал-натрия (2,925 г). Он ложился в постель в восемь часов, крутился и ворочался до полуночи, потом принимал 15 капсул, 45 гран (2,925 г), выпивал пару стаканов воды, ложился и спал приблизительно полтора – два часа. Потом он просыпался и крутился и ворочался, пока не нужно было вставать. Когда его жена умерла, 15 капсул больше не помогали. Он пошел к семейному врачу и попросил выписать ему 18 капсул. Семейный врач встревожился и извинился за то, что по его вине у этого мужчины развилась зависимость от барбитуратов. Он послал его ко мне».

«Я спросил этого человека, действительно ли он хочет избавиться от бессонницы и действительно ли он хочет освободиться от лекарственной зависимости. Он подтвердил свое желание, и при этом был очень честен и искренен. Я сказал ему, что он легко может это сделать. Из его рассказов о себе я узнал, что он живет в большом доме с полами из твердой древесины. Он почти всегда готовил и мыл посуду, а его сын выполнял остальную работу по дому, в том числе и натирал полы воском, так как пациент особенно ненавидел это занятие. Он ненавидел запах воска, а сын не имел ничего против. Так что я объяснил этому человеку, что я могу его вылечить, и это будет стоить ему самое большее восемь часов сна, только и всего, ведь это не такая уже большая цена. Готов ли он добровольно пожертвовать восемью часами сна, чтобы вылечиться от бессонницы? Пациент уверил меня, что он готов на это. Я сказал ему, что для этого нужно будет потрудиться, и он на это согласился».

«Я объяснил ему, что вместо того, чтобы лечь спать в восемь часов, сегодня вечером ему нужно будет достать банку с воском и несколько тряпок. «Это будет стоить вам только полтора часа сна или самое большее два, и вы начнете натирать полы. Вы будете ненавидеть это занятие, вы будете ненавидеть меня; время будет тянуться медленно и все это время вы будете думать обо мне плохо. Но вы будете натирать эти полы из твердого дерева всю ночь и на следующее утро в восемь часов вы пойдете на работу. Перестаньте натирать полы в семь часов, и у вас будет целый час, чтобы собраться. Следующим вечером вставайте и натирайте полы воском. Вы на самом деле снова натрете все эти полы, и вам это не понравится. Но вы потеряете самое большее два часа сна. На третью ночь сделайте то же самое, и на четвертую ночь сделайте тоже самое». Он натирал эти полы в первую ночь, во вторую ночь и в третью ночь. На четвертый день вечером он сказал: «Я так устал выполнять указания этого сумасшедшего психиатра, но я думаю, что мог бы продолжать». Он потерял шесть часов сна; в действительности ему нужно было потерять еще два, прежде чем вылечиться. Он сказал себе: «Пожалуй, я прилягу и отдохну полчаса». Он проснулся на следующее утро в семь часов. Этим вечером он оказался перед дилеммой. Следует ли ему ложиться в постель, если он все еще должен мне два часа сна? Он пришел к компромиссу. В восемь часов он подготовится ко сну и достанет воск и тряпки для натирания полов. Если на часах будет 8:15, а он еще не уснет, то он встанет и будет всю ночь натирать полы».

«Через год он сообщил мне, что спит каждую ночь. На самом деле, он сказал: «Вы знаете, у меня духу не хватает страдать бессонницей, я смотрю на часы и говорю себе: «Если я не усну через 15 минут, я встану и буду всю ночь натирать полы, и это не шутка!» Знаете, этот человек готов был делать все, что угодно, только бы ни натирать полы – даже спать».

Когда доктор Эриксон рассказал мне об этом случае, я сразу же понял, что по структуре это совпадает с процедурой, которую я придумал для адвоката. Я устроил все так, чтобы адвокату нужно было пройти через испытание, а он предпочел уклониться от него с помощью сна. Доктор Эриксон дал клиенту такое задание, что тот предпочел засыпать, вместо того, чтобы его выполнять. Эта процедура основана на довольно простой предпосылке. Если терапевт сделает так, что пациенту будет труднее иметь симптом, чем отказаться от него, то пациент откажется от симптома. Годами я применял приемы этого типа самыми разными способами, и в этой книге я опишу разные варианты его применения.

Процесс испытания отличается от некоторых других терапевтических техник, впервые предложенных Милтоном Эриксоном. Например, его способ использования метафор, когда он менял «А», делая особое ударение на «В», применяя аналогию, не является процедурой испытания. В некоторых применениях метафорического подхода от клиента не требуется ничего, кроме слушания. Точно так же, предложенные Эриксоном процедуры накопления изменений довольно сильно отличаются от процедуры испытания. Человек, которого просят отпустить боль на одну секунду, затем увеличить это до двух секунд, а потом до четырех, идет к улучшению через геометрическую прогрессию, и, это, по-видимому, не включает в себя никаких испытаний.

Если мы рассмотрим нововведения доктора Эриксона в использовании парадокса, мы можем заметить, что он заставлял человека намеренно переживать мучительный симптом, что не является процедурой испытания. Или является? Разве это не попадает в категорию отказа от симптома, чтобы избежать испытания? Представляется возможным, что терапия испытанием – это не просто техника, но и теория изменений, которая приложима ко множеству терапевтических техник, предположительно отличающихся друг от друга. Прежде чем продолжать развивать дальше эту идею, может быть, лучше всего описать разные процедуры испытаний и их этапы.

 

Техника испытаний

При применении техники испытаний задачу терапевта определить легко. Необходимо предписать человеку, желающему измениться, такое испытание, которое соответствует его проблеме, так чтобы испытание было труднее, чем проблема. Главное требование к испытанию состоит в том, что оно должно причинять столько же страданий, сколько и симптом, или даже больше, точно так же как наказание должно соответствовать преступлению.

Обычно, если испытание недостаточно тяжелое, чтобы подавить симптом, его размеры можно увеличивать, пока оно не станет достаточно тяжелым. Лучше всего при этом, чтобы испытание приносило человеку пользу. Любому человеку нелегко делать что-то полезное для себя, но, по-видимому, это особенно трудно для людей, которые обращаются за психотерапией. Например, для человека могут быть полезны физкультура, развитие интеллекта, здоровое питание и другие вещи, направленные на самосовершенствование. Такие испытания могут также включать в себя и жертвы во имя других.

У испытания должна быть еще одна характеристика. Оно должно быть таким, чтобы человек мог его выдержать и чтобы он не мог выдвинуть против него законных возражений. То есть, испытание это должно быть такого рода, чтобы терапевт легко мог сказать: «Это не нарушит ни одного из ваших нравственных критериев, и вы сможете это сделать». И еще одна последняя характеристика терапевтического испытания. Оно не должно наносить вред самому человеку или другим людям.

Учитывая данные характеристики, предложенное испытание может быть грубым, как тупое орудие, или искусным и тонким. При этом, оно может быть стандартным, подходящим ко многим проблемам. Или оно может быть тщательно спланированным для конкретного человека или семьи и не подходящим для других. Примером стандартного испытания может служить физзарядка посреди ночи, причем ее проделывают каждый раз, когда днем проявлялся симптом. Описание испытания, рассчитанного на конкретного человека, заняло бы здесь слишком много места; на страницах этой книги читатели найдут такие примеры. Еще один последний аспект испытания. Иногда человеку нужно проходить через него несколько раз, чтобы вылечиться от симптома. А другого человека одна только угроза испытания приводит к выздоровлению. Таким образом, когда терапевт планирует испытание как процедуру и человек соглашается ее выполнить, он часто отказывается от симптома еще до начала испытания.

 

Типы испытаний

Можно перечислить несколько примеров разного рода испытаний.

Прямое задание. Когда испытание является прямым заданием, терапевт выясняет проблему и требует, чтобы человек проходил через определенное испытание каждый раз, когда проявляется эта проблема. Во время сеанса терапевт, часто не привлекая к этому внимания клиента, выясняет назначение испытания, т. е. каких полезных вещей клиенту следует делать больше. Типичный ответ таков: человеку нужно больше заниматься физкультурой. Поэтому терапевт предписывает пациенту выполнять определенное количество упражнений каждый раз, когда у него проявляется симптом. Чаще всего самое лучшее время для выполнения такого предписания – это середина ночи. Таким образом, человека просят лечь спать и завести будильник на три часа ночи, а потом встать в три и проделать серию упражнений. После этого человек снова ложится спать, так что процедура похожа на сон или ночной кошмар. Нагрузка должна быть достаточной, чтобы на следующий день можно было бы почувствовать ощущения в мышцах. Например, мужчина по роду своих обязанностей должен был выступать перед публикой, и в такие моменты он начинал чувствовать тревогу. Я предписал ему выполнять упражнения каждую ночь, когда он будет чувствовать больше тревоги, чем это, по его мнению, необходимо. Упражнения должны были быть достаточно тяжелыми, чтобы на следующий день во время встречи он мог почувствовать эти ощущения в мышцах. Вскоре он стал удивительно спокойным во время своих выступлений. Я научился этому у доктора Эриксона, который описал процедуру для подобного случая, делая особый упор на использовании энергии.

У его пациента была ритуалистическая, фобическая, паническая реакция, когда он вел телевизионную программу, с учащенным дыханием, одышкой, так что в течение пятнадцати минут он ловил воздух, задыхался и сердце у него колотилось. Потом ему говорили: «Вы в эфире,» – и он вел программу с величайшей легкостью. Однако с каждым днем ему становилось все хуже. Вначале это продолжалось одну – две минуты, но к тому времени, когда он пришел ко мне на прием, эта реакция продолжалась уже пятнадцать минут. А он представлял себе двадцать минут, тридцать минут, час; это уже начинало мешать ему выполнять другую работу на студии. День спустя, когда я выяснил его привычки, связанные со сном, я выдал ему концепцию избыточной энергии. Как и следовало ожидать, эти привычки были достаточно ритуалистические. Он всегда ложился спать в одно и то же время. Всегда вставал в одно и то же время. После того, как я выдвинул концепцию энергии, клокочущей у него в голове, я предложил ему – почему бы не использовать эту энергию, которую он расходовал таким образом? Демонстрирует одышку. Сколько для этого нужно приседаний каждый день? Я сказал ему, что не знаю, сколько энергии это у него заберет, но я думаю, что ему следует начать с двадцати пяти (утром, перед тем как он пойдет на работу), хотя, по моему мнению, для этого потребуется не менее ста. Но он может начать с двадцати пяти … Никому не захочется это делать … Весь день он хромал, чувствовал боль в ногах, и это его убедило в том, что он использовал энергию с избытком. У него ничего не оставалось для этого демонстрирует одышку. Ему понравился такой способ использования энергии. Он наращивал количество приседаний, глубоких приседаний, и это был здоровый способ, как уменьшить его тучность. Потом он начал ходить в гимнастический зал, и там выполнять упражнения, так что этот ежедневный ритуал – занятия в зале, начал приносить ему удовольствие.

Он снова пришел ко мне и сказал: «Моя тревога возвращается. На днях я заметил, что сделал три или четыре глубоких вдоха, перед следующей программой количество вдохов увеличилось. Так что это начинает нарастать. Что вы теперь будете делать? Ведь упражнения не помогают. У меня гораздо больше энергии». Я сказал: «То, что с вами происходит, это глубокая психологическая реакции». Он сказал: «Да». Я сказал: «Предположим, что мы работаем на психологическом уровне. Я знаю ваши привычки, связанные со сном. Передача заканчивается в десять часов. Вы сразу же идете домой. Вы вкратце рассказываете своей жене о прошедшем дне, а потом сразу ложитесь в постель. Вы спите восемь часов. Вы человек, который спит крепко. Вы получаете удовольствие от сна, и в этом смысле вы человек регулярный. После четырех часов сна вставайте и делайте сто приседаний». Он сказал: «Это на самом деле было бы невыносимо». Я ответил: «Да, вы на самом деле сможете израсходовать много психологической энергии, чувствуя, что это невыносимо. Как вы думаете, как вы будете себя чувствовать психологически каждый вечер, когда вы, как обычно, будете заводить будильник, и при этом осознавать, что вы можете истратить много психологической энергии, задыхаясь перед микрофоном или телевизионной камерой? Вы можете истратить чудовищное количество психологической энергии двумя способами: … устанавливать будильник на обычное время и психологически раздумывать, испытывая при этом очень сильные чувства, как вам не хочется вставать через четыре часа и делать приседания».

Эта аналогия подействовала на какое-то время. Он снова пришел. Я сказал: «Итак, у вас появился избыток энергии». Он ответил: «Именно так». Я сказал: «А теперь расскажите мне, к чему вы стремитесь всю свою жизнь?» Он ответил: «Иметь свой собственный дом, чтобы жить там с женой и ребенком». Я сказал: «Вам и вправду придется попотеть, чтобы купить дом и косить перед ним газон, не так ли?» Он ответил: «Моя жена замужем за мной уже несколько лет, и я категорически отказывался что-либо предпринимать, но в этом месяце мы покупаем дом». Рецидивов у него больше не было. У него появился дом. У него появился сад. Он тратил на это всю свою лишнюю энергию.

Это не только типичный для доктора Эриксона пример терапии испытаний, но и типичный способ, с помощью которого он строил терапевтическую процедуру, а потом так ее приспосабливал, чтобы она вписывалась в естественную для человека обстановку, и ее влияние, таким образом, продолжалось и без терапии.

Когда терапевт выбирает прямое задание, то в этом качестве может выступать любая деятельность, которой, по мнению клиента, ему следует заниматься больше для самосовершенствования. Например, классический прием доктора Эриксона при бессоннице состоял в том, что он заставлял человека всю ночь не спать и читать те книги, которые ему следует прочесть, но он откладывал чтение. Поскольку клиент мог уснуть, читая в кресле, доктор Эриксон требовал, чтобы он стоял у каминной полки и читал всю ночь. При таких условиях, клиент либо спал, что полезно для него, либо читал те книги, которые ему следовало прочесть, что полезно для него. Эриксон сообщает, что клиент мог сказать, например: «Если такая проблема возникнет у меня снова, я к этому готов. Я купил целое собрание сочинений Диккенса». Разрешение дает клиенту уверенность, что он сможет справиться с проблемой, если она возникнет снова.

 

Парадоксальные испытания

Испытанием может быть симптоматическое поведение само по себе, и таким образом оно будет парадоксальным. Испытание будет состоять в том, чтобы побуждать человека переживать именно ту проблему, от которой он хотел избавиться, когда пришел к терапевту. Например, если человек хочет избавиться от депрессии, то ему можно предписать, чтобы он чувствовал депрессию в определенное время каждый день. Лучше всего, чтобы это было такое время, когда человек предпочел бы делать что-нибудь другое. Например, терапевт может выбрать такое время для концентрации на ощущении депрессии, когда клиент свободен от других обязательств, например, когда он только что уложил детей спать и теперь мог бы расслабиться и посмотреть телевизор.

Вопрос в том, могут ли парадоксальные приемы быть чем-нибудь еще кроме испытания, поскольку людям предписывают пережить то, от чего они хотели бы вылечиться. Примером служит техника переполнения в бихевиоральной терапии. Человека, который боится жуков и хочет избавиться от этого страха, просят почувствовать страх, представляя себе, как жуки ползают по всему его телу. Такой тип парадоксального приема, очевидно, является испытанием. Точно так же, когда ссорящимся супругам предписывают ссориться или их просят снова пережить те мучительные сцены, которые они хотят прекратить, то это не только парадоксально, но и является испытанием.

Другими словами, поскольку терапевтический парадокс определяется как восстание клиента против психотерапевта, так как он не проделывает проблемного поведения, здесь должно присутствовать испытание, чтобы человек ему сопротивлялся.

Другой важный аспект парадоксального вмешательства заключается в том, каким образом непроизвольное поведение (а это и есть определение симптома) превращается в нем в произвольное. Человек должен намеренно сделать то, от чего, по его словам, он не может удержаться, например, компульсивное потребление пищи, или отказ от пищи, или различные боли, или тревога. Когда человек делает это намеренно, это уже, по определению, больше не является симптомом. Используя процедуру испытания, терапевт может попросить человека намеренно переживать симптом каждый раз, когда он возникает непроизвольно, таким образом, он превращает симптом в испытание, следующее за симптомом. Если у клиента два симптома, ему можно предписать первый симптом каждый раз, когда возникает другой, вводя, таким образом, парадоксальное испытание, эффективное для двух симптомов одновременно. Например, если у человека есть какое-то компульсивное поведение и, кроме того, он страдает от чрезмерной застенчивости, то ему можно предписать в качестве испытания общение каждый раз, когда возникает компульсивное поведение.

 

Терапевт как испытание

Есть несколько разновидностей испытаний, которые эффективны за счет самих взаимоотношений с психотерапевтом. Все испытания связаны с терапевтом и поэтому эффективны, но некоторые из них особо ориентированы на психотерапевта. Например, когда терапевт интерпретирует какое-то поведение по-новому, это сообщение становится испытанием. Любое действие, которое клиент характеризует определенным образом, терапевт может охарактеризовать по-другому, как менее приятное, так чтобы человеку оно не понравилось. Например, поведение, описываемое клиентом как мстительное, терапевт может назвать защитным и побуждать клиента к этому поведению. Или, если клиент считает какое-то действие не зависящим от терапевта, то можно утверждать, что оно сделано для терапевта, преподнося это таким образом, что человек предпочтет прекратить такое поведение.

Некоторые терапевты пользуются другой разновидностью испытаний – техниками конфронтации. Когда терапевт заставляет клиента встать лицом к лицу с чем-то таким, с чем он предпочел бы не сталкиваться, и клиент искал этих болезненных переживаний, это можно классифицировать как процедуру испытания. Подобно этому, интерпретации, направленные на инсайт, которые не нравятся клиенту, являются испытанием. В таких случаях терапевт сам по себе, а не какое-то его конкретное действие, становится для человека испытанием, и это испытание должно продолжаться, пока у человека есть проблема.

В качестве испытания можно использовать гонорар или другие преимущества для терапевта, увеличивая их, если симптом сохраняется или усугубляется. Некоторые терапевты предпочитают назначать такого типа испытания.

 

Испытания, включающие в себя двух человек или более

Испытание может быть рассчитано на одного человека или на группу любого размера. У Милтона Эриксона есть серия испытаний, предназначенных для детской терапии, и задание в них является испытанием для обоих родителей и ребенка. Например, в типичной процедуре ребенку с энурезом было предписано заниматься чистописанием и улучшать почерк каждый раз, когда у него утром будет мокрая постель. Его мать должна была будить его на рассвете каждое утро и если постель у него была мокрая, она его поднимала и помогала ему упражняться в чистописании. Если постель была сухая, то ему не нужно было вставать, но его матери все равно нужно было вставать на рассвете каждое утро. Эта процедура стала испытанием для матери и ребенка, и в результате, к их гордости, он перестал мочиться в постель и улучшил свой почерк.

Для семей возможны также такие испытания, в которых супруги хоронят прошлые измены, проходя вместе через ритуальное испытание. Оно как будто бы предназначено для того, чтобы обидчик пострадал, но на самом деле это испытание для них обоих. Или вся семья может быть подвергнута испытанию, когда один из членов семьи ведет себя неправильно.

Эти примеры демонстрируют широкий диапазон возможностей; терапевту нужно только обеспечить клиента таким заданием, чтобы он предпочел скорее отказаться от симптома, чем выполнить его. Однако, нужно провести четкое различие между терапевтическими испытаниями, направленными на благо клиента, и такими испытаниями, которые причиняют человеку страдания и служат выгоде терапевта или нуждам социального контроля. Когда человека просто садят в тюрьму, если он ворует, это не попадает в категорию терапии испытанием, а является методом социального контроля. Всем психотерапевтам следует охранять клиентов от преследований общественности под видом психотерапии. Для полной ясности следует сказать, что испытание должно быть добровольным и полезным для человека, подвергающегося испытанию, но оно не обязательно должно быть полезным для человека, который его предписывает. Он чувствует только удовлетворение оттого, что успешно помогаете человеку измениться, когда человек этого хочет.

Терапевт всегда должен четко осознавать контекст терапевтического вмешательства. Например, Милтон Эриксон однажды придумал процедуру, в которой мать сидела на своем отбившемся от рук сыне, чтобы помочь ему уменьшить саморазрушительное поведение. Позже эту процедуру заимствовали некоторые учреждения, чтобы их персонал мог заставлять детей слушаться. Существует резкое отличие между любящей матерью, перевоспитывающей ребенка для его же пользы под руководством психотерапевта, и персоналом, который отыгрывается на трудном ребенке под видом помощи.

Положительный эффект не заложен в испытаниях самих по себе, будут ли это жизненные события или терапевтические предписания. Только когда испытания используются умело, они дают положительные результаты, а умения также необходимы для этой техники, как и для любой другой эффективной психотерапии.

Одно дело – правильно пользоваться ножом в хирургии, и совсем другое – беспорядочно полосовать тем же ножом здесь и там, натыкаясь на все в операционной. Точно так же, одно дело – заставить человека страдать по неосторожности; и совсем другое – устроить это намеренно.

 

Этапы терапии испытаний

Как и любая планируемая терапия, терапия испытаний должна быть пошаговым процессом, где каждый шаг тщательно выполняется.

1. Проблема должна быть четко определена. Поскольку человек переживает последствия, проходит через испытания каждый раз, когда проявляется проблемное поведение, лучше всего четко определить проблему. Например, его можно спросить, может ли он объяснить, в чем разница между обычной тревогой и той особой тревогой, от которой он хочет избавиться в ходе терапии. Каждый из нас чувствует тревогу в определенных ситуациях. Различие должно быть четким, потому что испытание последует только тогда, когда появится ненормальная тревога. Иногда это различие становится более четким после того, как человек уже подвергся процедуре испытания и стал относиться к этому более серьезно. Испытания можно также использовать при общем ощущении скуки или недостаточного благополучия, чтобы привести человека к более интересной жизни, но в этом случае эта процедура должна выполняться с большей осторожностью, по сравнению с более простыми испытаниями, следующими за определенным симптоматическим поведением.

2. Человек должен быть готов на все, чтобы избавиться от проблемы. Если ему придется проходить через испытание, то он должен на самом деле хотеть избавиться от предъявленной проблемы. Когда терапия начинается, у клиента не всегда бывает такая мотивация. Терапевт должен помочь клиенту почувствовать мотивацию, чтобы предпринять этот решительный шаг. Проявляя участие и благожелательность, терапевт должен вызвать у человека решимость избавиться от проблемы. Эта процедура подобна любой другой процедуре, заставляющей человека последовать указаниям терапевта с тем только отличием, что следовать указаниям такого типа будет неприятно. Как правило, терапевт должен подчеркнуть серьезность проблемы, перечислить неудачные попытки от нее избавиться, назначить испытание, к которому клиент готов, и объяснить, что это стандартное испытание и что обычно процедура проходит успешно.

Важным мотивом для многих клиентов в такой ситуации является готовность пройти через испытание, чтобы доказать, что терапевт был не прав. Такие люди обычно предпринимали уже много попыток, чтобы избавиться от проблемы, и если терапевт занимает твердую позицию и утверждает, что эта процедура разрешит проблему, клиенту трудно в это поверить. Но, тем не менее, единственный способ, как клиент может доказать обратное, – это пройти через процедуру. А это дает терапевтический эффект.

Один из способов мотивировать клиента – это сказать, что существует гарантированное средство, но не сообщать, какое оно до тех пор, пока он заранее не согласится это сделать. Иногда клиента просят вернуться на следующей неделе только в том случае, если он готов сделать все, что ему скажут. Клиент заинтересован тем, что существует некий способ избавиться от проблемы, и в то же время не верит в это; он оказывается в такой ситуации, когда ему нужно согласиться сделать нечто, чтобы узнать, что же это такое. Таким образом, клиент оказывается готовым к выполнению задания.

Нужно помнить, что в большинстве случаев испытания эффективны в связи с психотерапевтом. Если это делается, чтобы доказать терапевту, что он был не прав, или связано с ним как-то иначе, излечение происходит быстро. Например, как правило, если терапевт просит человека всю ночь не спать или встать посреди ночи и в течение часа делать уборку в доме, необходимо подчеркнуть, что терапевт не проходит через это испытание. Терапевт может сказать: «Я знаю, как это тяжело вставать вот так посреди ночи, потому что сам я получаю такое удовольствие, ведь я всю ночь сплю». В результате, когда человек встает ночью, он думает о том, как терапевт наслаждается сном.

3. Испытание должно быть тщательно отобрано. Выбор испытания производит терапевт, желательно в сотрудничестве с клиентом. Испытание должно быть достаточно трудным, чтобы преодолеть симптом: оно должно быть полезным для человека так, чтобы от его выполнения он получал какую-то выгоду; испытание должно быть чем-то таким, что клиент может сделать и посчитает это приемлемым для себя; а сами действия должны быть ясны, не многозначны. Начало и конец должны быть четко установлены.

Если пациент участвовал в выборе испытания, то выше вероятность того, что он выполнит эту процедуру. Как только клиенту объяснили, что ему нужно будет делать нечто сознательно (и тогда бессознательная реакция или симптом прекратится или ему дано другое подобное объяснение), после этого он обдумывает задания. Терапевт должен потребовать, чтобы выполнение этого задания было полезно для клиента, так чтобы он, таким образом, не наказал сам себя. Если клиент сам придумал положительное задание, то он склонен выполнять его с большим энтузиазмом, и если будет необходимо сделать задание труднее, он нормально на это отреагирует.

4. Указания должны сопровождаться разумным объяснением.

Терапевту нужно дать ясные и точные указания, чтобы не было никаких неясностей. Он должен объяснить, что задание должно выполняться только в случае появления симптоматического поведения и что для него существует специально отведенное время. Терапевт должен точно описать, что делать. Если это уместно, задание должно быть дано с логическим объяснением, чтобы оно казалось разумным. В общем, это должны быть вариации на тему того, что если клиент сделает что-то более трудное, чем симптом, то симптом исчезнет. Для некоторых людей, лучше всего не объяснять, а просто сказать им, что делать. Этот, более магический подход, лучше всего действует на клиентов-интеллектуалов, которые могут уничтожить любое разумное объяснение или отговориться от него и решить, что во всем этом нет необходимости.

Если испытание очень сложное или возникают вопросы о сущности испытания, записать его будет полезно и для клиента, и для терапевта.

5. Испытание продолжается до тех пор, пока проблема не разрешится.

Испытание должно точно выполняться каждый раз, когда это необходимо, и должно продолжаться до тех пор, пока симптоматическое поведение не исчезнет. Обычно эта договоренность распространяется на всю жизнь.

6. Испытание происходит в социальном контексте. Испытание – это процедура, которая вызывает изменения, что имеет свои последствия. Терапевту нужно осознавать, что симптом является отражением нарушений в социальной организации, обычно в семье. Наличие симптома указывает, что иерархия в организации неправильная. Следовательно, когда терапевт таким способом вылечивает симптом, он вызывает изменения в сложной организации, которую до этого стабилизировал симптом. Например, если у жены есть симптом, помогающий мужу, пока он о ней заботиться, сохранять ведущее положение, ситуация резко меняется, когда испытание требует, чтобы жена отказалась от симптома. Она и ее муж должны договориться о новых взаимоотношениях, не включающих симптоматическое поведение. Точно так же, если человек перестает злоупотреблять алкоголем, то он должен потребовать, чтобы его семейная организация изменилась, потому что ей не нужно больше приспосабливаться к этому симптому. Для терапевта лучше всего понимать функцию симптома в социальной организации клиента. Если терапевт не может этого понять, то он должен снимать симптом осторожно, наблюдая за результатами и изменениями.

Именно изменения в окружении часто вызывают реакцию у клиента, когда появляются изменения в поведении. Как правило, клиент становится встревоженным, а встревоженность – это психологическое изменение, связанное с социальными последствиями. Когда испытание используется правильно, оно не просто меняет второстепенное поведение; человек обуздывает себя, вместо того чтобы проходить через испытание. Этот терапевтический подход может производить основные изменения характера как части изменений, вызывающих нарушение равновесия в социальной организации человека. Один из признаков основного изменения иногда проявляется, когда клиент сообщает о том, что ощущал потерю рассудка в момент изменения. Иногда, как только клиент убеждается, что испытание эффективно, он звонит терапевту и сообщает, что происходит нечто странное. Терапевт должен уверить его, что происходящее – это часть ожидаемых изменений и помочь ему во время реорганизации его жизни.

Резюмируя сказанное, симптомы имеют функцию в организации и самое лучшее, если в придуманном испытании принимается во внимание иерархическая ситуация клиента и его семьи. Например, если бабушка объединяется с ребенком против матери, может быть, уместно устроить процедуру испытания, разделяющую ребенка и бабушку, чтобы дистанция между ними была больше. Или если отец слагает с себя всякую ответственность в семье, он может участвовать в процедуре испытания, улучшающей поведение его ребенка. Симптомы являются адаптивными по отношению к организационным структурам, и с изменением в симптоме изменится и организационная структура.

Позвольте мне привести пример, иллюстрирующий как процедуру планирования испытания, так и то, каким образом принимать во внимание семейную организацию, когда вносятся изменения. У шестнадцатилетнего юноши, недавно выписанного из психиатрической больницы, был неприятный симптом: он засовывал самые разные вещи себе в задний проход. Он делал это в ванной, засовывая себе в анус разные овощи, бумагу, гигиенические салфетки и т.п. А потом он оставлял это все в ванне в полнейшем беспорядке. Его мачехе приходилось убирать за ним, причем она делала это украдкой, чтобы другие дети ничего об этом не узнали.

Какое испытание подошло бы для такого неприятного поведения? Оно должно быть не только более трудным, чем проблемное поведение, чтобы он от него отказался, но и в чем-то полезным для него. Более того, испытание должно включать в себя изменение структурной организации в его семье.

Во время сеанса, проведенного их терапевтом, Маргарет Кларк, выяснилось, что мачеха находится под грузом этой проблемы и проблем всех остальных детей, а отец занят своим бизнесом. Она намекнула, что после развода дети остались у него на руках, он женился на ней, и просто вручил ей детей вместе со всеми их проблемами. Было очевидно, что ее это возмущает и что отношения в новом браке напряженные. Проблемы мальчика стали настолько серьезными, что родителям больше не нужно было обращать внимания на их супружеские отношения; очевидно, это была одна из функций симптома.

Вопрос был в том, включать ли в испытание семью или придумать испытание для него одного. Решено было включить семью, отчасти потому, что мальчику, видимо, не очень-то хотелось избавиться от этой проблемы, а отчасти, чтобы появилась возможность структурных изменений, и тогда симптом будет не нужен. Теперь вопрос был в том, как включить семью. Казалось логичным возложить ответственность за выполнение процедуры испытания на отца, поскольку ему следовало взять на себя больше ответственности за разрешение проблемы и облегчить положение своей новой жене. Отец и сын могли вместе подвергаться испытанию каждый раз, когда проявлялся симптом. Следующим шагом было выбрать испытание, подходящее для этого симптома.

Была выбрана следующая процедура. Каждый раз, когда мальчик засовывал себе в задний проход разные предметы и разбрасывал их в ванной, об этом должны были сообщить отцу, когда он придет с работы. Отец выводил юношу на задний двор и заставлял его выкапывать яму три фута глубиной и три фута шириной. Мальчик складывал туда все, что он разбросал в ванной и потом закапывал яму. В следующий раз, когда проявлялся симптом, это поведение повторялось и так продолжалось все время. Отец методически выполнял эту процедуру со своим сыном, и через несколько недель симптом исчез. Мальчик не просто перестал это делать, он потерял к этому интерес, что типично в тех случаях, когда испытание подобрано правильно. Отец, наученный успехом, начал больше времени проводить с мальчиком. Жена, довольная тем, что муж разрешил эту ужасную проблему, стала ближе к нему, так что симптом мальчика был им теперь не так уж и нужен. У этого мальчика и его близких были другие проблемы, поэтому терапия продолжалась, но этот конкретный симптом своевременно прекратился и никогда больше не появлялся.

Это испытание имело требуемые характеристики. Оно содержало изменение структурной организации семьи, так как заставляло безответственного отца принимать большее участие в семейной жизни. Это испытание было тяжелее, чем симптом, потому что выкопать глубокую яму в твердой земле, осенью, на холоде, – это непростая задача. Отец должен был стоять на холоде вместе с мальчиком, до тех пор, пока задание не будет выполнено, и поэтому он стал хуже относится к повторению симптома. Мальчик позанимался физкультурой, копая яму, как ему этого и хотелось. Копание ямы можно счесть как парадоксальным, так и метафорическим действием по отношению к симптому. Он клал разные предметы в дыру, и терапевт предписал ему класть их в дыру. Таким образом, эта процедура содержала не только испытание, но и метафору, парадокс и изменение в семейной организации. Как и любая другая терапевтическая процедура, чем больше испытание связано с разными аспектами ситуации, тем лучше.

 

Испытание как теория изменений

До сих пор процедура испытания рассматривалась как терапевтический прием, как один из возможных приемов изменения. Если мы рассмотрим испытание в более широком контексте, то станет очевидно, что это нечто большее, чем просто прием, на самом деле это теория изменения, которая охватывает многие терапевтические приемы. Можно ли сказать, что любая терапия эффективна, потому что в ней в той или иной форме содержится испытание?

Рассматривая другие теории изменений, любой может обнаружить, что в действительности на этом рынке не так уж много конкуренции. Существуют различные варианты теории инсайта. Она основана на представлении, что мужчина и женщина – существа рациональные и что если они поймут себя, они изменятся. Школы психотерапии, основанные на этой предпосылке, варьируются от школ, исследующих подсознательные процессы, до школ, предлагающих логическое обдумывание разных возможностей или обучающих родителей, как вести себя с трудным ребенком. К этой школе относятся теории «выражения эмоций», также основанные на центральной идее теории подавления. Считается, что причиной изменений является инсайт, т.е. осознание подавленных представлений, а также выражение подавленных динамических эмоций как с помощью инсайта, так и с помощью примитивных криков. Сопротивление должно быть «проработано» с помощью выявления скрытных представлений и выражения подавленных эмоций.

Вторая теория изменений берет свое начало в теории научения, в ней предполагается, что люди меняются, когда меняется подкрепление, определяющее их поведение. Процедуры варьируются от усиления положительного подкрепления до замены тревоги расслаблением или насильственного изменения с помощью приема «отучения».

Возрастает популярность третьей теории изменений; ее идея в том, что люди являются частью гомеостатической системы, и, чтобы прийти к изменению, необходимо отрегулировать управление этой системой. Как бы это ни делалось – через усиление небольшого изменения или через разрушение старой системы и установление новой, – после регулировки проблемное поведение меняется. Большинство подходов к супружеской и семейной терапии выросло в рамках теории систем.

Теории изменений этого типа имеют свои характерные особенности. Прежде всего, они могут объяснить почти любой результат любой терапии, даже при применении противоположных теорий. Пылкие сторонники станут утверждать, что «настоящая» причина изменения заложена в их теории. Точно также сторонник теории инсайта станет доказывать, что люди изменились, проходя через процедуры модификации поведения, потому что они «на самом деле» узнали что-то о себе. А сторонник теории научения в свою очередь доказывает, что школы инсайта в реальности меняют расписание подкрепления у своих клиентов, и именно это «на самом деле» производит изменения. И теория систем тоже достаточно широка, чтобы ее приверженцы могли доказывать, что любой метод терапии «на самом деле» меняет последовательность в социальной системе и таким образом меняет людей в этой системы. Само присутствие терапевта в социальной системе должно изменить последовательность.

Может ли испытание как теория изменения бросить вызов другим теориям? Она, без сомнения, соответствует последнему критерию, так как ее невозможно опровергнуть. Любой человек всегда может доказывать, что все люди в терапии проходят через испытания. Даже самые изобретательные экспериментаторы не смогли опровергнуть, что любая терапия – это испытание. Сам по себе тот факт, что человек должен попросить о помощи, чтобы терапия началась, – это уже испытание. Это означает, что человек не смог решить свои проблемы и должен признать, что он нуждается в помощи. Еще лучше это демонстрируют те люди, которые не просили о помощи, но оказались вовлечены в терапию против своей воли; когда человек вынужден проходить терапию – это испытание (и даже когда он должен платить за то, чего он не хочет).

Терапия – это далеко не райский сад. Инсайт-терапия – это неприятное переживание, потому что клиенту приходится подробно останавливаться и изучать все свои тяжелые мысли и пороки, о которых он предпочел бы не упоминать. Если человек возражает, терапевт скорее всего будет утверждать, что предвидел сопротивление и его проработку. Клиент должен страдать, исследуя то, о чем он предпочел бы не думать. Интерпретации всегда касаются таких вещей, в которых он признается неохотно. На более простом уровне, Фрейд (который распознавал испытание, когда он с ним встречался) предлагал, чтобы гонорар служил на пользу анализу, что является неосознанным признания испытания как основы анализа. Имеем ли мы дело с психодинамической ортодоксией или и с одной новейшей групп конфронтации, где люди сталкиваются со своими собственными внутренними ужасами, школа инсайта четко основана на предпосылке, что испытание – основа изменений.

Модификаторы поведения не заставляют людей думать о неприятных вещах, они больше подчеркивают положительную сторону подкрепления. Однако сама терапия часто бывает скучной, так как на ней читают лекции по теории научения, а еще заставляют реагировать запрограммировано на чье-нибудь глубокое несчастье. Нечеловеческая реакция на человеческое поведение может быть испытанием. Конечно, модификаторы поведения также упиваются приемами отучения, содержащими явные испытания, например, он шокируют людей с помощью слов или электричества, когда те проявляют симптомы. Даже как будто бы мягкие приемы, не связанные с отучением, вроде процедуры обоюдного запрета Джозефа Уолпола, где клиенты представляют себе фобические ситуации, – это далеко не радостное занятие. Неприятно, а может быть и утомительно воображать себе одну за другой фобические ситуации, о которых клиент и думать не хочет, да еще платить за это деньги.

Семейная терапия тоже вольно или невольно предлагает испытания. Когда человек вынужден прийти к специалисту со своей семьей и признать, что он потерпел неудачу как родитель, или ребенок, или супруг, это уже испытание. Исследовать, какую роль человек сыграл в появлении проблемного члена семьи или даже признать сам факт, – это испытание. Терапевты, пользуясь приемами принятия, вероятно, посоветуют семье продолжать страдать, что характерно для Миланской группы. Другие терапевты используют приемы переживания и конфронтации, предлагая семье неприятные интерпретации с инсайтом, так что члены семьи начнут намекать, что предпочли бы быть где-нибудь в другом месте. Некоторые терапевты, которым нравится, когда вся семья рыдает и выражает эмоции, должны сосредоточиться на том, чтобы вытащить их страдания наружу.

Очевидно, что к какой бы теории терапевт себя ни относил, можно найти убедительные доказательства того, что испытание является «настоящей» причиной изменений в современной терапии. Стоит нам себя ограничивать какой-либо терапевтической школой? А как насчет других аспектов человеческой жизни? Первой на ум приходит религия. Разве не испытание лежит в основе христианской церкви? Очевидно, что в основе христианского изменения или обращения лежит представление о том, что спасение придет через мучение и страдание, а не через вино и хорошее угощение. Обращение происходит, когда христианин отказывается от секса и вина и надевает власяницу.

Можно упомянуть, мимоходом, что не только христианство и западный мир пришли к испытаниям. Если мы бросим взгляд на восточную философию и религии, мы увидим, что несчастье – это часть просветления. В восточных религиях не только подчеркивается польза страдания, но, например, в дзен-буддизме, с его процедурами изменения 700-летней давности, содержатся особые испытания.

Как бы мы ни рассматривали испытание: как прием или как универсальную теорию изменений, оно заслуживает дальнейшего изучения и исследования. Поскольку испытание еще много лет будет объектом изучения и учебной дисциплиной, в нем необходимо подчеркнуть один аспект. Как и любое сильное средство, испытание может причинить вред в руках неумелого или безответственного человека, которому не терпится заставить людей страдать. Этим приемом, как никаким другим, может злоупотребить наивный или некомпетентный терапевт. Нам всем следует помнить, что общество дает терапевту разрешение на помощь в облегчении страданий, а не на создание новых.

 

Источники материалов

«Критерии оценки психотерапевта» – материал взят из главы 1 Problem Solving Therapy, J.Haley; Jossey-Bass Publishers, San Francisco, California, 1987. Переработан и отредактирован Р.В.Коннером. Перевод Ю.И.Зыряновой.

«Стадии терапии» – материал взят из главы 5 Problem Solving Therapy, J.Haley; Jossey-Bass Publishers, San Francisco, California, 1987. Перевод Ю.И.Зыряновой.

«Непрямые предписания» – глава 5 книги: Ю.И.Зырянова Стратегический подход в семейном консультировании по Джею Хейли; Потанинский центр, Новосибирск, 1998.

«Семейная ориентация» – глава 2 книги Leaving Home, J.Haley; McGraw-Hill Book Company, New York, 1980. Перевод Ю.И.Зыряновой.

«Терапия испытанием» – Введение в книгу Ordeal Therapy, J.Haley; Jossey-Bass Publishers, San Francisco, California, 1984. Перевод Ю.И.Зыряновой.

[1] Этой идеей я обязан Клу Маданес, которая подчеркивала защитную функцию молодого человека в семье, см. Cloe Madanes, “The Prevention of Rehospitalization of Adolescents and Young Adults,” to be published.

[2] Описание шизофрении с этой точки зрения см. в J. Haley, Strategies of Psychotherapy, Grune & Stratton, New York, 1963.